Был близким горизонт тогда....

В работе над спектаклем, которая в плотном режиме длилась полгода, были применены, пожалуй, все имеющиеся в багаже современного кукольника технические и творческие приёмы. Были задействованы два художника — Ильнур Слявчин и Аниса Туманшина. Созданы тридцать принципиально разных по технике изготовления и способу существования на сцене персонажей, которых воплощали четырнадцать актёров. В роли поэта выступил Вадим Габидуллин, его супруги Раузы — Райля Гизатуллина. В спектакле заняты заслуженный артист РФ, народный артист РБ Фатых Давлетбаев, заслуженная артистка РБ Гульчачак Мухаметшина, артист Марат Гиниятуллин и другие. Музыку написал заслуженный деятель искусства РБ композитор Урал Идельбаев. Авторский текст читал заслуженный артист РФ, народный артист РБ Олег Ханов. Консультантом стала Шаура Гильманова.

Постановщик спектакля Альберт Имамутдинов рассказал о том, что с этой работы в жизни Театра кукол наступает новый этап:

— Как режиссёр я ставил для себя программу-максимум. Для нас всех это была невзятая планка. Раньше наравне с детскими в театре ставились и спектакли для взрослых, но потом мы пошли на поводу у времени и сориентировались преимущественно на детскую целевую группу. Сейчас во всех кукольных театрах страны, включая столичные, идут поиск новых направлений, нащупывание почвы для эксперимента. Традиции традициями, но любые классические разработки, включая систему Станиславского, развиваются, находят новых последователей. Театр кукол — это живой организм и печально осознавать, что в какой-то момент он начал отставать от времени, пребывая в «зоне комфорта», выпуская обычные спектакли «на ширме». Этим сейчас никого не удивишь. Посетив многие фестивали, проанализировав современные тенденции в нашей области, мы пытаемся найти свой стиль, опираясь на лучшие традиции. Я как режиссёр хочу в своих спектаклях преодолеть привычные представления о том, что каждая кукла может существовать только в определённом жанре. Сегодня 80 процентов информации человек получает визуально, через экраны планшетов и прочих виджетов. Театр кукол в основном тоже становится визуальным. На мой взгляд, это тот кукольный театр, который отвечает времени и заставляет зрителя пользоваться его интеллектуальной составляющей, включаясь в нашу игру. Поэтому в нашей постановке вы увидите опыт синтезирования различных систем. Благо, наши художники и цеха настроены на такой поиск. Хочется пробовать что-то интересное…

В постановке в полной мере заявили о себе признаки «предметного театра», когда любая вещь в опытных руках кукловода превращается в предмет для игры. В «Близком горизонте» такими реперными точками стали листы бумаги: то, что станет главным рабочим инструментом Поэта. Они — то облака, то птицы, то белый пароход, уносящий героев к вожделенной лучшей жизни, без войны и болезней.

Вид кукол меняется по мере взросления главного героя. С точки зрения ребёнка всё видится огромным, плоскостным, монохромным. Такими вначале предстают перед нами фигуры его родителей. А огромные ладони, поддерживающие крылья, принадлежат навсегда любимой Старшей матери. Колыбель, где нянчат малыша, потом становится своеобразной лодкой Харона, на которой ушедшие люди поднимаются наверх.

Изобилие смыслов заставляет неоднократно вспоминать детали спектакля и становится стимулом смотреть его несколько раз.

Слово автору сценария Владимиру Аношкину:

— Мустай Карим был мастером деталей, придающих любому его повествованию правдивость и искренность. Разве можно забыть историю маленькой девочки, отправленной зимой босиком за углями в соседский дом и случайно рассыпавшей эти угли прямо в снег? Изначально была идея создать спектакль-сновидение, в котором наравне существуют реальные личности и герои произведений Мустая; чтобы всё это перетекало из одного в другое. Были такие конкретные творческие ориентиры, как фильмы «Полторы комнаты» об Иосифе Бродском или «Сохрани мою речь» об Осипе Мандельштаме, где активно применяются приёмы театра кукол. Вот в этой стилистике мы хотели поработать, изначально обговорив её с режиссёром. Дальше, в порядке диалога, мы выбрали эпизоды из прозы, драмы, стихов, которые кажутся нам наиболее важными. Например, мы выстроили параллель между Асхатом — другом детства писателя — и Прометеем из мустаевской версии античной трагедии.

С взрослением мальчика Мустафы окружающие его люди в прямом и переносном смысле обретают объём. Казалось бы, обычная деревня видится подростку причудливым миром с красными коровами в стиле Марка Шагала, круглой деревней с не слишком удачливыми, но душевными соседями. Позже в спектакле появится ещё одна отсылка к Шагалу: на почти прозрачный супер, который в течение всего спектакля будет создавать для зрителя «четвёртую стену», спроецируется мультфильм с летящей по небу влюблённой парой, как на картине «Над городом».

Кстати, о спецэффектах, придуманных видеорежиссёром Уралом Махияновым. Они создают нужную атмосферу, точно обозначают место действия. Например, в военных сценах по экрану катятся безжалостные гусеницы танка, пожирающего Молоха, проносится скелет лошади как предвестник Апокалипсиса. А за занавесом все герои обретают грубые и резкие, словно бы высеченные, черты.

Иногда видеоряд создает ощущение избыточного повторения, закрывая собой то, что происходит на сцене. Но всё же в эпизодах, остро и гротесково показывающих неизбежное советское влияние, которого главный герой всеми силами пытается избежать, без видеоиллюстрации не обойтись. Сами же власти предержащие изображены то с помощью масок, надетых на головы артистов, то в виде подпрыгивающего, провозглашающего и дискутирующего картонного ряда вождей.

На следующем этапе взросления герой появляется в объёмной маске, имитирующей портретное сходство, и это как-то неожиданно. Впрочем, чувство неловкости от того, что Мустай так похож на себя, скоро проходит.

Интересно решена сцена встречи друзей-литераторов, работавших в 30‑е годы в прессе Башкортостана, создавших неповторимый стиль в прозе и поэзии тех лет. На наклонённом стенде с названиями газет открываются окна, а в них показываются актёры в масках-портретах. Они перекидывают друг другу мяч, символизирующий творчество, которое в ту пору ещё было лёгким и азартным.

Маски и куклы, конечно же, создают определённые ограничения для артиста, не давая ему показать меняющуюся мимику героев. Поэтому максимальная нагрузка приходится на выразительность их жестов и поз. «Я режиссёр, который часто работает с пластикой, поэтому меня позвали не танцы ставить, а воплощать пластическое решение», — говорит режиссёр-хореограф спектакля Светлана Аюпова. Надо сказать, она максимально достойно выполнила эту задачу.

Насколько исповедальным было творчество Мустая Карима, ощущаешь, когда в его произведения вкрапляются пронзительные факты биографии. Не раз зрители не могли сдержать слёз от простоты и искренности слога его пьесс, стихов и воспоминаний. Особенно во второй части спектакля, когда увенчанный славой поэт возвращается к своим детским образам, пытаясь исправить то, что было упущено, зачастую безвозвратно.

…Спектакль окончен. Уже без кукол и масок, в чёрной «прозодежде» актёры выходят на поклон, встают на авансцену и кидают в зрительный зал бумажные самолётики. И в этот момент ты вдруг понимаешь, что так она и выглядит — новая страница в истории Театра кукол.