КАЛЕЙДОСКОП ИСТОРИИ, или ПОЕЗД В НИКУДА

Эдуард Шахов: «Мне кажется, причиной такой сверхпопулярности стали, с одной стороны, литературные качества произведения, а с другой — его невероятная злободневность. Это роман о тех страшных временах нашей истории, которые сравнительно недавно, в постперестроечное время, подверглись пересмотру, но и сегодня продолжают вызывать дискуссии и противоречивые оценки в обществе».

Алина Мустаева: «Это роман о свободе и несвободе. О том, как важно, несмотря ни на какие обстоятельства, сохранить в себе человека и человечность. А это, согласитесь, вечные темы. Вместе с тем это роман о трудной женской судьбе. И это тоже актуально, потому что, с одной стороны, мы часто слышим о феминизме, а с другой стороны, нас, во всяком случае, в нашей республике, окружает патриархальный строй, и современной женщине приходится лавировать».

— Уфимский зритель пока не знаком с вашей постановкой, но видел версию Башкирского театра драмы имени Мажита Гафури, которая вызвала большой резонанс и получила специальный приз жюри «Золотая Маска» в этом году. Приступая к постановке, вы не боялись сравнения? Что чувствует художник, оформляя одно и то же произведение в двух разных сценических версиях?

Эдуард Шахов: «Мне было интересно посмотреть уфимский спектакль, но наша постановка предлагает другой ракурс, в чём-то, быть может, похожий, поскольку первоисточник один, но в целом принципиально иной. Новосибирский спектакль — это история сквозь призму взгляда Зулейхи. В нашей версии, если вы заметили, в те моменты, когда Зулейха кружится, она в буквальном смысле «проворачивает» все сцены, выстраивая их в вихре своей памяти. В спектакле, как и в самом романе, взгляд на историю смягчён, хотя на самом деле всё было гораздо страшнее, и эта смягчённая реальность рождается в воспоминаниях простой татарской женщины. Может быть, именно поэтому спектакль получился таким романтичным».

Альберт Нестеров: «Боялся ли я сравнения… Нет, не боялся, потому что, когда ты ставишь какую-то историю, то размышляешь над ней постоянно, и во время работы, и после. Накапливается некий запас идей, которые тебе хочется реализовать, даже когда спектакль уже вышел.

Если представлять роман Гузели Яхиной как некий визуальный образ, то для меня это осколки. Этот образ есть в обоих спектаклях, которые я оформлял в Уфе и Новосибирске, но решён по-разному. Там и там получились своего рода осколки истории, которые никак не могут сложиться в единое целое. В уфимском спектакле декорации задумывались как осколки кремлёвской звезды, которая, в конце концов, появляется в собранном виде только на «вернисаже». В новосибирской постановке осколки памяти превратились в некую трубу-калейдоскоп. Помните, такие у нас были в детстве, где стеклышки перекатываются?»

Эдуард Шахов: «Признаюсь, когда мы общались с Альбертом Нестеровым в Уфе, идея сценографии новосибирского спектакля была другая. Но когда он приехал на место, оказалось, что наклон зрительного зала не позволяет сделать то, что мы придумали. И уже в Новосибирске, сидя в режиссёрской, мы искали новое решение. Альберт всё время рисовал, и в итоге родилась та конструкция, которая стала предметом-метафорой всего спектакля.

Что это — каждый видит по-своему. Быть может, некий тоннель, где люди ищут свет. Или временная труба. Мне нравится, что это конструкция напоминает остов вагона, который переворачивается. Такой символический вагон нашей истории, который несётся по безумным рельсам и вот-вот опрокинется… Думаю, этот «поезд в никуда» и стал главным художественным образом нашего спектакля».

— В сценическом решении новосибирского спектакля одним из важных акцентов является пластика. Она многозначна и выстраивается в самостоятельную художественную линию. Что, на ваш взгляд, привносит пластика в текст романа?

Алина Мустаева: «Пластика стала тем ключом, с помощью которого удалось визуализировать текст романа, придать ему многомерность, наполнить метафорами. Например, вращения Зулейхи, связывающие между собой разные мизансцены спектакля, это не только картинка времени, колесо воспоминаний героини, но и традиционное для многих культур женское кружение, символизирующее связь с землей.

Должна сказать, что пластика спектакля была в какой-то степени продиктована и сценографией. Когда я впервые увидела декорацию, я поняла, что это катастрофа. Потому что репетиции уже шли полным ходом, все пластические рисунки были выстроены, а эта конструкция, низкая и узкая, не позволяла нам делать половины поддержек… И вместе с актёрами мы вживались в пластический текст заново, встраивая его в рамках нового пространственного решения. Быть может, в этом тоже есть некая метафора романа — человек приучает себя жить в ограниченном пространстве, навязанном ему извне».

Эдуард Шахов: «Пластика символизирует хрупкость человеческой жизни, человеческих отношений. В спектакле пластика «скована» металлической декорацией. Если ударишься — будет больно. Пластика обнажает, подчёркивает эту тему».

— Что вы можете сказать о зрителе, который приходит на ваш спектакль в Новосибирске?

Эдуард Шахов: «Думаю, не будет преувеличением сказать, что театр «Старый дом» — на особом счету в Новосибирске. Это самый ищущий, самый новаторский, самый демократичный театр. У него своя публика, которая ходит на сложные спектакли. Не могу сказать, что она какого-то определённого возраста или статуса, но среди зрителей бывает много молодёжи. Она активно откликается на постановки, делится своими мыслями, пишет отзывы в социальных сетях. Для нас очень важно находиться в этом диалоге и при помощи языка театра размышлять вместе со зрителем, открывать глаза на историю нашей страны и истории человеческих судеб».