Кто он, солдат-невидимка?

Стать невидимым, неосязаемым — давняя неосуществимая мечта человечества, бесконечно интригующая. Образ человека-невидимки вписан во всю мировую литературу: от устного народного творчества до романов писателей-фантастов. Эгоистичное желание человека стать невидимым тешит иллюзией всемогущества, приближая к образу и подобию бога: я есть везде и нигде. Невидимке легко управлять ходом событий и людьми в угоду личным интересам. Мудрая литература всегда осторожно относилась к этому дару и чаще всего наделяла им положительных героев исключительно для благих целей, и то не навсегда.
Писатель-фронтовик Адель Кутуй наделил этой сверхспособностью мальчика-подростка Рустема, мечтающего попасть на войну, чтобы бить фашистов. Предполагаю, что это было внутренним подсознательным желанием писателя — спрятаться за этим образом, стать невидимым в изнуряющих тяготах войны. Произведение осталось недописанным, молодой писатель умер в 1945 г. в одном из польских военных госпиталей. В связи с этим вопрос об обратном превращении Рустема в зримый образ остался открытым. Если учесть тот факт, что писатели тех лет старались соблюдать общепринятые литературные традиции, а сама повесть проникнута жизнеутверждающим настроем, то допускаю версию, что Рустем вернулся бы повзрослевшим и живым.
Инсценировка же Светланы Баженовой написана «сухим», лаконичным языком, без сантиментов и сказочно-приключенческой интонации. От самой повести осталась главная сюжетная линия и некоторые персонажи. В возрастном цензе режиссёр указывает: «Для семейного просмотра», настаивая на том, что сказка о войне априори не может быть детской и смотреть её лучше с родителями. И воспринимать эту историю лучше через призму сна, пусть и страшного, но всего лишь сна о войне. Бабушка (арт. Минзаля Хайруллина) на ночь рассказывает внуку Рустему (арт. Зилия Халилова) сказку о папоротнике, обладающем магическими свойствами: съев его цветок, можно превратиться в невидимку. Мальчик, засыпая, видит сон …
События в спектакле происходят в интерьере комнаты (художник Альберт Нестеров). Мы видим окно, двери, люстру, сундук, стол, стул, на авансцене расположена огромная армия из зелёных пластмассовых солдатиков как узнаваемый элемент мальчишеских комнат. В «кукольно-игрушечной» стилистике у некоторых актёров созданы костюмы, грим, парики, реквизит (автоматы, пистолет), ей подчинена пластика движений. Невидимые действия и поступки Рустема режиссёр показывает через фокусы и иллюзионные манипуляции с предметами, и тогда самоуправляемые ручка, нож, стул или гармошка вызывают одинаковое чувство удивления у детей и взрослых. Совместно с известным российским художником по свету Евгением Ганзбургом режиссёр применяет «теневой театр», световые проекции и зарисовки, что в целом работает на заданную им стилистику «детской фантазии».
В основных сценах персонажи объединены в дуэты: Старик и Старуха (артисты Ильсур Баимов и Гузяль Маликова), Иван (арт. Ирек Булатов) и Молодой (арт. Юнир Куланбаев), Фогель (арт. Артур Кунакбаев) и Немецкий солдат (арт. Урал Аминов), Фогель и Иван. И в каждой из сцен с этими персонажами есть своё поучительное содержание. Так, в сцене Ивана и Молодого первый учит второго, молодого бойца, писать письмо матери, утверждая, что близким нельзя говорить всей правды об ужасах войны: «Ходил в рукопашную, истреблял живую силу противника… Ставь восклицательный знак. Поставил? И нет на мне ни синяка, ни царапинки… Видать, в рубашке родился. За меня не переживайте… Бьем немца! Ты матери пишешь? Ты здесь такого не увидишь, чего она себе представит». В сцене Старика и Старухи показана человечность Немецкого солдата, давшего Старухе таблетку от зубной боли. Трагикомичный образ пожилой несчастной пары создали актёры. Старуха у Гузяль Маликовой — грубая, сварливая, но при этом нежно любящая своего Старика и горько тоскующая по их погибшему сыну. А Старик Ильсура Баимова — простодушный и послушный до комизма. В сцене Фогеля и Ивана, когда Рустем-невидимка своей силой до смерти пугает Фогеля и тот на корточках сбегает, мы увидим, что Рустем никого не убивает, даже главного злодея — Фогеля, прототипа Гитлера. Но смерть в этом спектакле все же будет — в финале, несправедливая …Война без смерти не бывает, и к этой правде режиссёр так или иначе подводит детей. Образ Фогеля в исполнении Артура Кунакбаева — это откровенный шарж на Гитлера с его узнаваемыми усиками, зализанной чёлкой и выпученными глазами. Актёр буффонно карикатурными красками вырисовывает Фогеля, через осмеяние вызывая отвращение к нему и… бесстрашие. Фогель — слабый, жалкий, трусливый, он не сопротивляется, а сбегает при малейшей силе противника. Как известно, высмеянное зло не перестаёт быть злом, но перестаёт быть страшным.
Нет «кукольности» у двух образов русских солдат — Ивана и Молодого. Иван в исполнении Ирека Булатова — сильный, с несгибаемым духом боец, Молодой же Юнира Куланбаева — совсем ещё мальчишка, волею обстоятельств оказавшийся на войне, его постоянно трясёт от страха, он сворачивается клубком, боясь смерти. Иван по-отечески успокаивает Молодого, внушая уверенность не только ему, но и всем нам, пришедшим на спектакль…
Зилия Халилова в роли Рустема — это небольшой эпизод в начале, она же исполняет роль Марты, немецкой девочки, которую Рустем находит среди разгромленной берлинской квартиры, одну, голодную. Сохраняя «кукольные» пластику и внешний облик, актриса создаёт образ тонко и изящно: то ли это хрупкая и абсолютно беззащитная девочка на грани помешательства, то ли оставленная любимая кукла когда-то жившей в этой квартире девочки? Образ Марты самый сильный в спектакле и, с одной стороны, соглашаешься с решением режиссёра идти к детским сердцам через «кукольно-игрушечную» метафору: ведь ребёнок в неосознанном возрасте острее воспринимает потерю любимой игрушки, чем утрату родных и близких. С другой стороны, это не отменяет воспитательного значения, «трудного урока» в подготовке детей к взрослым жизненным испытаниям.
Ведёт спектакль Бабушка, на всём его протяжении она читает письма от Рустема, появляясь то на сцене, то в зрительном зале, то на авансцене среди армии расставленных солдатиков. Образ Бабушки, на мой взгляд, недоработан в плане драматургической и режиссёрской трактовок. Её визуальный образ, пластика движений в той самой «кукольной» стилистике в одних сценах вступает в противоречие со строго реалистичной манерой игры либо возвышенно-героическим пафосом в других. Это не отменяет хорошей актёрской игры. Но! Если у всех исполнителей прописан характер персонажа, строго определены режиссёром актёрская задача и рисунок роли, то образ Бабушки получился нецельным, незавершённым, он распадается на части и в каждой части разные и манера игры, и внутренний посыл.
…75 лет прошло после окончания Великой Отечественной войны. И когда размышляешь о тех страшных событиях, многомиллионных потерях, порой кажется, что не могла страна победить, что одних человеческих сил для этого было мало. Может, прав Кутуй, и на подмоге у солдат был ещё один могучий «боец невидимого фронта»? Только кто он, этот солдат-невидимка? Вездесущий дух, защищающий справедливость?