А актёра формируют сыгранные роли. Каждый герой, каждая прожитая сценическая жизнь оставляют свой след в его творческой биографии.
Репертуарному листу актёра Государственного академического русского драматического театра Республики Башкортостан Григория Николаева мог бы позавидовать не один собрат по цеху! Лист этот, как мне кажется, удивительно гармоничен и целостен — в названиях, авторах, в чередовании главных и эпизодический ролей.
На актёрский курс Михаила Рабиновича в Уфимском государственном институте искусств Николаев поступил сразу после окончания школы. Свои первые спектакли сыграл ещё студентом — выходил в массовых сценах в «Тени» Евгения Шварца, «Касатке» Алексея Толстого, «Вашей сестре и пленнице…» Людмилы Разумовской, «Снегурочке» Александра Островского… Соприкосновение с хорошей драматургией, работа на одной сцене с истинными мастерами, а главное — неизменно пристальный режиссёрский взгляд Михаила Исаковича — всё это стало крепким фундаментом профессии.
От спектакля к спектаклю Григорий Николаев набирал опыта. Его Медведенко в чеховской «Чайке» — чужой среди своих. Угловатый и сутулящийся, как подросток, совсем юный школьный учитель — усы и те прорастут лишь к финалу! — как никто, далёк от богемной жизни. Ему даже места на спектакле Треплева не достанется, так и простоит он в стороне, вынашивая мысль о неразделимости духа и материи. И её никто не услышит! Из «пяти пудов любви» в этом спектакле добрая половина принадлежит Медведенко — столь сильно, безнадёжно и обречённо любит он Машу…
Бывают в театре постановки, которые по ряду причин сложно назвать успешными. Однако в них — спорных, недолговечных — встречаются важные актёрские открытия. Так было, на мой взгляд, с лирической драмой «Годы странствий» Алексея Арбузова. Григорий Николаев сыграл там одну из первых своих главных ролей — Ведерникова. Сколько всего намешано в этом персонаже — талант и скептицизм, доброта и боязнь показаться слабым. Жадность до всего нового, неизведанного, что только может быть в этой жизни, сквозило во взгляде Николаева, когда он появлялся на сцене в этой роли.
Но это желание быть первым во всём и заставляло Ведерникова совершать так много ошибок!.. Он любит свою жену Люсю странной, боящейся чужого взгляда любовью. Утешая, осторожно, как маленького ребёнка, сажает её к себе на колени. А на людях — лишь криво улыбается в её сторону. Боится, что не его, а кого-то другого возьмут в экспериментальный институт, не его признают лучшим, и прикрывается циничными колкостями, дабы не показать своих сомнений друзьям… Годы странствий и взросления не проходят для него напрасно. Финальная просветлённая улыбка Ведерникова — Григория Николаева вопреки, к слову, авторской ремарке, воспринимается как очищение, освобождение от всего суетного, осознание ценности сохранённой послевоенной жизни…
А в 2007 году Григорий Николаев был удостоен премии «Открытие года» за роль бунтаря Джимми Портера в драме «Оглянись во гневе» Джона Осборна. Все противоречия характера человека из «рассерженного поколения» были обнажены в этом спектакле до предела — любовь к Элисон почти мгновенно могла смениться раздражением, а дружеский разговор с Клиффом — вылиться в перебранку. И всё же было в этом Джимми Портере то, за что его приняло молодое поколение зрителей, — за всей его эмоциональностью и вспыльчивостью крылась не только ранимая душа, высокий интеллект, но и бескомпромиссность по отношению к самому себе. Так слились в этой постановке социальный бунт и экзистенциальные вопросы бытия…
Одной из важных работ стала для Григория Николаева роль Симона Хахавы в романтической притче «Кавказский меловой круг» Бертольта Брехта. Здесь психологизм уступал место условности, а из простых бытовых вещей рождалась поэзия!
И совсем в иной театральной эстетике был поставлен спектакль «Венецианские близнецы» Карло Гольдони. Итальянская комедия масок потребовала от актёра готовности к мгновенной импровизации. Она шла на сцене театра двенадцать лет. И было видно, как меняется с годами Флориндо — герой Григория Николаева, становясь внутренне всё более пластичным и лёгким. Потому сейчас от своей новой «итальянской» роли — Раффаэле в комедии «Дом для сумасшедших» — он получает невероятно удовольствие. Словно оставляя за кулисами присущую ему самому сдержанность и нордическое спокойствие, он буквально «купается» в пространстве игры, наполняя рисунок роли новыми красками.
Серьёзной проверкой на профессионализм для Николаева стала роль Павла Сергеевича Рюмина в спектакле «Дачники» по пьесе М. Горького. Рюмин с нелепым зелёным шёлковым шарфом-бантом на шее, словно мешающим ему вращать головой и заставляющим поворачиваться всем корпусом, производящий впечатление абсолютной нескладности, негибкости в мыслях, одолевает всех своими философствованиями о жизни. Следуя по пятам едва ли не за каждым и каждым отвергнутый, он с отчаянием крикнет: «Но ведь человек же я!..» В кругу беззаботных «дачников», являющихся таковыми по образу мышления, привлечь к себе внимание возможно, только решившись на самоубийство. А после неудачной попытки он услышит в ответ от доктора Дудукова лишь саркастичное: «И кто же это стреляет себя в плечо?..»
Сегодня одной из самых глубоких и пронзительных ролей актёра можно смело назвать роль Хомичука в лирической драме «Луна и листопад», поставленной по повести Мустая Карима «Помилование». Добродушный старшина — всё знающий и всё видящий — относится к солдатам, вчерашним мальчишкам, с пониманием и отцовской любовью. Но даже он оказывается не в силах помочь сержанту Любомиру Зуху. Когда тот, не осознавая сотворимой им беды, с беззаботной улыбкой признаётся, что ночью на боевой машине ездил на свидание к невесте, Хомичук, уже для себя поверивший в историю с проверкой поломанных тормозов танка и готовый убедить в этом Капитана Казарина, меняется в лице. Медленно он снимает пилотку и, с силой проведя ею по лицу, закрывает глаза… Он отворачивает от Зуха, и в этом, будто рапидном, движении мы читаем будущий приговор. Но как напряжённо начинает биться мысль Хомичука, едва сержанта уводят: спасти, спасти любой ценой! Убедить часового в том, что была в боевой машине неисправность, которую экстренно устранял Зух! На хутор Буренкину отвезти мешок зерна и даже совершить почти невозможное — найти дойную козу для его внуков взамен той, что придавил на крутом повороте сержант! От волнения пылает раскрасневшееся лицо Хомичука, бешено пульсирует в его венах кровь. Но увы… Старшина слишком хорошо знает законы военного времени…
Есть в репертуаре Григория Николаева и роли в современных пьесах, где присутствуют совсем иные ритмы, иная поэтика, иной способ существования. Они остро социальные и требуют от актёров иной степени вовлечённости в материал, проявления собственного отношения к тем проблемам, которые заданы авторами. Коля в напряжённой драматической истории «Любовь людей» Дмитрия Богославского, Саша Зуев в «Экспонатах» Вячеслава Дурненкова, сразу несколько небольших, но выразительных ролей в спектакле «Кофейный блюз» Алексея Зайцева — каждая из этих актёрских работ вызывала отклик в зрительских душах.
В мюзикле «Голубая камея» Кима Брейтбурга и Карена Кавалеряна актёр занят в массовых сценах и буквально на несколько минут появляется в образе Священника-расстриги. Но невозможно не обратить внимания, сколь наполненно он существует, доказывая, что в театре нет маленьких ролей.
В прошлом году Григорий Николаев был удостоен звания «Заслуженный артист Республики Башкортостан» — и в этом признание не только его профессионализма, но и истинной преданности Театру!
…Однажды зашёл разговор о книгах, оставивших след в его сердце. И он без всякого эпатажа начал перечислять: «Чёрная курица» Антона Погорельского, «Аttalea princeps» Всеволода Гаршина, «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери… Мне кажется, что это очень важные книги и самые нужные.