Из огромного многообразия его актёрских работ (а в репертуарном листе Олега Александровича более восьмидесяти ролей) каждый волен выбирать те, что полюбились ему особо. В юбилейные дни — 18 декабря Олег Александрович отмечает своё 70‑летие — кто-нибудь обязательно расскажет о первых его ролях. А это Александр Иорданишвили («Закон вечности» Н. Думбадзе), Барталос («Испанский священник» Д. Флетчера), Розенкранц («Гамлет» У. Шекспира), Леонид («Пять романсов в старом доме» В. Арро), Губомазов («Ах, Невский!..» А. Поламишева по «Петербургским повестям» Н. В. Гоголя), Прохожий («Вишнёвый сад» А. П. Чехова), Отец Елпидий («Самоубийца» Н. Эрдмана), Галимар («М. Баттерфляй» Г. Хуанга).
Моё знакомство с Олегом Шумиловым началось со спектакля «Ваша сестра и пленница», поставленного Михаилом Рабиновичем по пьесе Людмилы Разумовской. С высоты последних рядов балкона были плохо различимы лица, но общий пластический рисунок спектакля завораживал. И вдруг почти пустое пространство сцены разрывает густой, размеренный голос, обращённый к Королеве Бесс…
Шумилов играл в этом спектакле графа Нортумберленда. Стать, почти королевская осанка, глубинное внутреннее человеческое достоинство — он единственный из всех фаворитов Елизаветы не побоялся взять в руки письмо Марии Стюарт и недрогнувшим голосом зачитать вслух дерзкий текст. Второе его появление происходило в спектакле уже после мятежа и ареста. Он предстаёт перед королевой всё с той же прямой спиной. Всё та же любовь читается в его нежном объятии, когда он прижимает к груди ту, которая совсем скоро придёт на его казнь. Для графа Нортумберленда, каким сыграл его Шумилов, превыше всего были честь и долг, и он готов был отдать их ради спасения своей старой доброй Англии.
Тема личной ответственности человека за происходящее вокруг, за творение истории отчётливо читается и в другой роли Олега Шумилова — в драме «Последние». В пьесе Максима Горького, а ещё ярче в спектакле Александра Поламишева, показано, сколь отчаянно ускоряется ход времени, в котором как в жерновах перемалываются судьбы. Может ли тихий, скромный, интеллигентный Яков Коломийцев противостоять тому революционному безумию, которое охватило Россию и уже ворвалось в его собственный дом? Герой Олега Шумилова пытается говорить о спасении души, о любви, о прощении — ради детей, ради их будущего, но голос его тонет в общем гомоне и крике. И услышат его домочадцы лишь тогда, когда со стуком выпадет трость из его ослабнувших и замерших навсегда рук. Все затихнут, и станет ясно, что уходят последние…
Судьбы русской интеллигенции исподволь возникают в разных ролях Олега Шумилова. Трогательный, добрый, беззащитный Веня в «Бесконечном апреле» Ярославы Пулинович проживает весь XX век. Вот маленьким мальчиком тянется он к коробочке монпасье, которую держит в руках мать. Переливы маленького колокольчика звучат в доме радостно, создавая атмосферу необычайного тепла, уюта и любви. Вот он с перевязанным колючим шарфом горлом предвкушает сладость яркого большого апельсина. Но, увы, им придётся поделиться с соседской девочкой Галей. Ей же потом придётся отдать и часть комнат… Веня теряется от проникающей в каждую щёлочку силы её дворовой брани и напора. Актёр не играет возраст героя, но в его жестах, в пластике всё выдает ту детскую беззащитность выросшего в любви мальчика, оказавшегося беспомощным перед грубым новым миром.
Не вписался в новую русскую реальность и Роман Гусов. В спектакле «Бегущие странники» по пьесе Алексея Казанцева Олег Шумилов обнажал в своём герое такую бесприютность, такое невероятное одиночество, которые были близки и понятны поколению сорокалетних людей, в девяностые годы оказавшихся не у дел…
И вот при таком багаже интеллигентных персонажей Шумилов играет Рязаева в «Старом доме» того же Казанцева. Это абсолютный антипод прежним героям, псевдоинтеллигент, вдруг решивший, что он имеет право вершить судьбы, убеждённый в неоспоримости своей правоты. Чёрный костюм, завязанный тугим узлом галстук… А за душой — лишь пустые слова и сентенции, плакатные лозунги и речи, неумение и боязнь любить.
Мотивы исповедальности и пути человека к покаянию объединяют такие роли Олега Шумилова, как Мармеладов в «Преступлении и наказании» Ф. М. Достоевского, Сосед в «Очень простой истории» М. Ладо, Буренкин в «Луне и листопаде» по повести М. Карима «Помилование». Каждый из этих персонажей несёт страшный крест, у каждого на душе груз совершённых ошибок.
Вся жизнь, вся судьба Мармеладова концентрируется в единственном монологе, который дан ему в спектакле режиссёром Григорием Лифановым. Грязная, разорванная, когда-то белая манишка — единственное, что прикрывает в этот момент его израненную, измученную, исстрадавшуюся душу.
Приходит к своему покаянию и Ефимий Лукич Буренкин. Суровый старик, осознав, что ценой его непримиримости стала жизнь сержанта Любомира Зуха, как подкошенный, падает на скамью, а потом опускается на колени. Но не вымолить уже прощения ни молоденькому солдатику, ни совершивший над собой страшный суд невестке Фросе…
Не только в глубоких, полных драматизма ролях раскрывается дарование Олега Шумилова. Мастерски владеет он той игровой природой театральности, которая проявляется в его комических персонажах — героях Островского, к примеру.
Ах, как хочет ещё Григорий Борисович Кучумов нравиться молоденьким женщинам! Как кокетливо завивает он седые власы! Как изящно повязан его роскошный шелковый шейный платок! Вот только денег бешеных в бюджете его уже нет. Растерянно князенька хлопает по пустым карманам фрака, делая вид, что ищет пухлое портмоне. Руки трясутся, но честь и достоинство — превыше всего! И никакие насмешки окружающих не смогут сломить его.
А сколько иронии в его Дудукине! Снисходительно смотрит он на провинциальных артистов Шмагу, Незнамова, в душе посмеивается над ними — птицами небесными. Но как же он их любит! И любовь его к театру такая же всепоглощающая, как, наверное, и у самого актёра Шумилова.
…Как бы сегодня иные театральные деятели ни пытались открещиваться от излишне пафосной, на их взгляд, идеи служения — Сцене, Театру, Искусству, в случае с Олегом Шумиловым сделать это получится едва ли. Про него не скажешь «работает актёром» хотя бы уже по тому, как он существует в театре — как неспешно идёт на репетицию или на вечерний спектакль, как сосредоточенно готовится к своему выходу на сцену, как не торопится давать комментарии к новым постановкам. Вся праздная составляющая театральных буден не имеет к нему ровным счётом никакого отношения. В нём нет сиюминутной суеты. Он — истинный Актёр русской психологической школы. Его Прекрасная Дама — Сцена. И дай ему Бог ещё много долгих творческих лет!