Эдуард Гизатуллин: особо опасный художник

Автор — Элла Молочковецкая

Окончив Уфимский государственный институт искусств, он далее учился в Московской ассистентуре-стажировке ГИТИСа (РАТИ), параллельно там преподавая и оформляя спектакли в различных театрах Москвы, Башкортостана и городов России. В течение трех лет работал ассистентом главного художника Большого театра России. Одно время был главным художником Национального молодежного театра РБ. Поставил более 50‑ти спектаклей в театрах России, художник-постановщик 20‑ти кинопроектов.
— В 2018 году вы приезжали в Уфу, чтобы стать художником-постановщиком спектакля в Башкирском государственном театре оперы и балета. Это был вечер одноактных опер «Моцарт и Сальери» и «Пир во время чумы».
— Ставил его, к сожалению, уже ушедший из жизни замечательный режиссер и человек, заслуженный деятель искусств Башкортостана Рустэм Галеев, для которого эта работа стала, увы, последней в театре. Я не могу судить, какой была сценическая жизнь спектакля, поскольку живу в Москве. Но на тот момент получилось почти все, что мы задумывали, хотя мы часто и горячо спорили с Рустэмом по поводу некоторых трактовок, смыслов, мизансцен и функционала декораций спектакля. Надеюсь, что для Малой сцены, на которой состоялась премьера, это было некоторое, всё же, событие.
— В 2019 году вы еще раз вернулись в Уфу для создания спектакля «Долгое-долгое детство» в Национальном молодежном театре РБ им. Мустая Карима…
— Ничего сложнее для меня как для художника в сочинении сценографии к этому спектаклю не было за всю мою многолетнюю практику в театрах России. Ведь многие еще помнят одноименный легендарный спектакль режиссера Рифката Исрафилова, художника Тана Еникеева, музыку Рима Хасанова. Его сложно было бы повторить по качеству, искренности, музыке и, конечно, оформлению. Я придумывал декорации около двух месяцев. Придумал, в итоге, внезапно для себя, аж три варианта и выбрал самый уместный, лаконичный и посильный для театра.
Неожиданностью для меня стало то, что театр решил очень срочно сыграть премьеру с целью вывезти его на один из фестивалей. Поэтому срок сдачи «Детства» внезапно совпал с двумя другими моими премьерами в Москве. В итоге спектакль выпускался без меня. Полностью декорации собрали только за несколько часов до самой премьеры. Я был очень сердит, говорил руководству театра по телефону: «Если не будет смонтирован весь объём декораций, я специально прилечу для выхода на сцену театра и сообщу зрителям, что спектакля не будет в силу его неготовности». Видимо, это прозвучало убедительно-пугающе, но уже в 5 утра в день премьеры мне прислали фотографии почти всего объёма готовых, еле смонтированных декораций, но ещё не освоенных необходимыми репетициями.
В силу подобных обстоятельств у меня вообще «сложно-любовные» отношения с театрами Башкортостана, потому что я художник требовательный, местами скандальный, особо опасный, несговорчивый, не идущий на удобные руководству театров упрощения и компромиссы. Ставлю каждый свой спектакль как последний… или как первый, начиная все с чистого листа. С московскими и другими российскими театрами отношения иные, эти театры всё же стремятся к качеству и достойному воплощению идей художника в работе над спектаклем. Так что когда есть временные возможности и действительно интересные, глубокие пьесы, с удовольствием придумываю к ним оформление и участвую в постановке спектаклей.
— Стоило вам переехать в Москву, сразу пошли приглашения на постановки в Вахтанговский театр, Мастерскую Петра Фоменко, «Табакерку», Московский Губернский театр под руководством Сергея Безрукова…
— Между упомянутыми спектаклями в этих театрах есть большие временные промежутки. Потому что я уже около пятнадцати лет тружусь в кино, и оно для меня приоритетно. Если театр — это великолепная возможность мозгового штурма для нахождения нового решения сценического пространства и смыслов пьесы в нём; приятная, но статика, то кино — это увлекательная неповторимая динамика и перемена локаций; стихия, в которой очень жесткие графики, большая ответственность и постоянная возможность совершать уникальные, незабываемые путешествия. И поэтому сейчас ставлю спектакли все реже и реже. В силу разных обстоятельств не все предложения моих коллег-режиссеров я воспринимаю как необходимые, интересные для себя как художника.
— А в кино вы также не все предложения принимаете?
— Тоже не все. За последние только два месяца я отказался от четырех очень масштабных полнометражных кинопроектов с, увы, весьма слабыми сценариями. Не буду называть кинокомпании и режиссёров, но все это предусматривало большие экспедиции, огромные павильоны с постройкой в них масштабных и подробных декораций. И либо сроки подразумевались такие, что эту работу невозможно было бы сделать качественно за предложенный период, либо сами сценарии были наполнены большим количеством динамики, фантастики, природных катаклизмов, цунами, извержений вулкана, но все это нанизывалось на очень слабую и пространную логику и язык киноповествования. Поэтому я предпочитаю иной раз участвовать в съёмках банального сериала, в котором все честно, понятно и где-нибудь у моря, но прогнозируемо интересного для зрителей и коллег.

(Продолжение следует)