МАСТЕР СЦЕНЫ

Автор — Гузель Яруллина

Это интервью зрело давно, но информационным поводом послужила прекрасная новость: солист Башкирского театра оперы и балета Владимир Копытов стал лауреатом VI Национальной оперной премии «Онегин». Премия молодая, но уже зарекомендовавшая себя в среде профессионалов. В этот раз среди победителей – Анна Нетребко, Элина Гаранча, Вероника Джиоева, Владислав Сулимский и другие признанные российские артисты. Специально для читателей «Рампы» Владимир Копытов рассказал о том, каково это – стать обладателем звания «мастер сцены».

— Володя, от души поздравляю с премией «Онегин» и признанием таланта на всероссийском уровне! Формулировка номинации, в которой ты выиграл, говорит сама за себя. «Мастер сцены» — здесь и опыт, и репертуар, и чувство плеча, которое ты создаёшь как никто другой!
— Спасибо большое! Честно говоря, для меня премия стала большой неожиданностью. И более всего ценно, что это признание профессионалов оперной сцены. Признание не только моего труда, но нашего общего. Потому что театр — это всегда ансамблевая работа. Я благодарен каждому, с кем работаю на одной сцене, но прежде всего музыкальному руководителю Артему Макарову и режиссёру Аскару Абдразакову. Зная меня как человека, певца, актёра, они помогли выстроить тот образ Санчо Панса, который стал частью их спектакля.
— Что было самым сложным при работе над партией Санчо Панса?
— Самым, пожалуй, сложным был языковой барьер. Нужно было спеть, не зная языка, на французском и по-французски. Мы много работали над партией с коучем Мариинского театра Ксенией Клименко. И это был просто переворот сознания! Также многое слушал на французском, чтобы проникнуться звучанием языка и воспринимать его естественно.
Другая сложность — это пластика персонажа. Характер, движения, мимика крестьянина и оруженосца, этакого обаятельного простака, которые мне пришлось искать и примерять на себя так, чтобы смотреться органично.
— Работая в театре, слушая множество спектаклей с твоим участием, замечала, что в каждом выкладываешься на сто процентов. Это характер или школа Миляуши Галеевны Муртазиной?
— И то, и другое. В первую очередь, безусловно, школа Миляуши Галеевны. Без неё ничего бы не было. Вокальная школа — это фундамент. Но помимо вокальных уроков она дала еще мощную психологическую закалку, которая очень помогает в жизни.
— Как проходили Ваши уроки?
— О! Наши уроки могут стать темой отдельного интервью! (смеется) «Володя, может ты пойдешь к другому педагогу?» — это был её рефрен. Потому что заниматься со мной было нелегко. У меня был немаленький голос, но он был абсолютно непричесан, как лохматый пес.
Каждый её урок был событием. Не прийти или опоздать было невозможно. Даже если это случалось, у тебя должна была быть не причина, а причинища. И мы, конечно, невероятно дорожили её уроками.
Редкий случай, когда она была довольна результатом. Но если звучало: «Ну ничего!» — это был высший бал. Позднее, когда что-то стало получаться, Миляуша Галеевна не раз говорила: «Ты хорошо поёшь, но нужно ещё, чтобы твое пение нравилось другим и тебе платили за это деньги».
— Даже так?
— Да. Чтобы это стало твоей профессией! Только она говорила это другими словами, понятными студенту.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что школа Муртазиной включает и заслуги её концертмейстеров. Потому что вокальный класс Миляуши Галеевны — это всегда тандем педагога и концертмейстера. Со мной работали музыканты высокого класса — Марина Шапошникова, Наиля Юсупова, Иннесса Михалёва и Артём Макаров, который начинал как концертмейстер. Это их общий труд вылился в то, что я имею сегодня.
— Какие партии тебе ближе — комедийные Папагено, Дулькамара, где раскрывается дарование комедийного актера, или драматические — как Риголетто, Князь Игорь, Григорий Грязной, за которыми стоят жизненные драмы?
— Мне всегда было интересно петь разные партии. Любая опера — это жизненные ситуации, положенные на музыку. И музыка очень помогает войти в образ. С другой стороны, многое зависит от интерпретации. Возьмем, к примеру, князя Игоря. «Ты одна голубка лада, ты одна винить не станешь…» (поёт). Это нельзя петь плаксиво, как порой пытаются. Он профессиональный воин. Почему его уважает Кончак? Потому что, когда Игорь на поле боя, это значит, что много воинов будет убито именно им. Он и его дружина убивали противников в ближнем бою, а не из пушек и ружей. Это самый страшный бой, который может быть. Князь Игорь — мастер боя, именно за это его уважает хан Кончак. И когда он в плену, это тигр в клетке.
— Сегодня принято ругать режиссёрский театр в опере. Как ты относишься к актуализации сюжетов, другим радикальным преобразованиям классической оперы? Есть ли у тебя любимые режиссёры? С кем бы ты мечтал поработать?
— Я с интересом смотрю современные режиссёрские интерпретации, но я «за» классические постановки.
С кем бы мечтал поработать? У меня нет мечты поработать с каким-то режиссёром. Если и мечтаю о чем-то, то это поработать с лучшими музыкантами современности. На сегодняшний день мне посчастливилось сотрудничать с замечательными дирижёрами, от каждого из которых я что-то взял. Это Алексей Людмилин, Роберт Лютер, Артём Макаров, Фабио Мастранджело…
— С Фабио Мастранджело в Екатеринбурге?
— Да. Он гениально интерпретирует итальянскую музыку. И когда что-то объяснял солистам, то добавлял: «В Италии это традиционно так».
Что касается режиссёров. Здесь целый ряд дорогих мне имен. Рифкат Валиуллин, который был моим первым режиссёром в театре. Рустем Галеев, у которого были и победы, и неудачи, но сотрудничество с ним — незабываемые страницы! «Memento», «Как я люблю тебя», «Любовный напиток», «Моцарт и Сальери» и «Пир во время чумы»… Михаил Бурцев, с которым мы делали Бони в «Сильве». Кузман Попов, в спектакле которого я пою Жермона. Огромное влияние на меня оказал Иркин Габитов, с которым мы сделали целый ряд замечательных спектаклей в Уфе и Екатеринбурге. Все считают его жёстким режиссёром, но он потрясающий режиссёр и человек! Не могу не выделить Уве Шварца, который может как никто другой поставить комедию!
— Это с ним Вы сделали Папагено, который был номинирован на «Золотую Маску»…
— Да. Помимо того, что они профессионалы высокого класса, которые знают чего хотят, все они еще и очень хорошие люди. Михаил Панджавидзе — кладезь мудрости и понимания человеческой души. С ним мы работали над образами Скарпиа в уфимской «Тоске» и Грязного в «Царской невесте» в Екатеринбурге.
— …а в Уфе ты поешь Грязного в постановке Филиппа Разенкова.
— Да, Филипп, несмотря на молодой возраст, уже многого достиг, но мы услышим о нём ещё больше, уверен. Из плеяды молодых режиссёров отмечу также Дмитрия Белянушкина, который ставил в Уфе «Кармен». Большие перспективы у молодых режиссёров нашего театра — Айсылу Иксановой и Ляйсан Сафаргуловой.
И, конечно, нельзя не сказать о театральных концертмейстерах, которые часто остаются в тени. Валентина Галинченко, Маргарита Шавырова, Мария Латыпова.
— В чём состоит задача концертмейстеров в театре? Как они помогают певцам?
— Они много слушают и хорошо понимают музыку, которую мы должны исполнять. Самые опытные из них становятся коучами.
— В завершение хочу спросить, в чём, на твой взгляд, магия театра, за которой мы все сюда приходим?
— Театр — как храм. Он и есть храм. Храм искусства. Потому что какие бы проблемы ни заботили, приходя в театр, ты забываешь об этом. Здесь тоже могут быть проблемы, но они другие. Как это спеть, сыграть? Как бы сделать так, чтобы зрителю было хорошо? Театр этим нас всех и спасает.