Горе уму

Автор — Элла Молочковецкая

Редкий случай: на сцене — вся труппа театра, но у каждого, даже не имеющего реплик, есть своё место и свой неповторимый образ. Иной эпизодический или «демонстративный» выход даёт понимание происходящего больше, чем наполненная текстом роль. Подобно гроссмейстеру, Селин так точно выстраивает «фигуры» на сценической «доске», что ни прибавить, ни убавить. Перед постановщиками стояла непростая задача — избавить гениальный текст Грибоедова, весь растасканный на цитаты, и от глянцевой позолоты классической драматургии, и от запылённости школьного программного произведения. И у команды Селина нашлась масса способов это сделать.
Во‑первых, добавить как можно больше французского шансона, громкой музыки, иногда забивающей голоса артистов, отчего те должны не произносить, а выкрикивать свой текст (бывает, в микрофон). Этот ход (как и все остальные) вполне оправдан в тексте источника, ведь Софья обожает французские романы. Оттого в её первом воплощении (спойлер — всего Софья Павловна выходит в трёх олицетворениях, которые играют поочерёдно Анна Коренько, Юлия Тоненко, Олеся Шибко) главная героиня — куколка в сильном гриме, легко, наравне с балетной труппой театра выполняющая классические упражнения. В её романтических фантазиях два претендента на руку и сердце — истинные рыцари, поэтому отношения они могут выяснять не иначе как на шпагах, замедленно ими размахивая.
Игорь Селин поставил несколько спектаклей в Театре Романа Виктюка, и общий флёр постановок мэтра не мог не сказаться на его манере. Конечно, режиссёр идет своим уникальным путём, но все эти вызывающие знакомое волнение балетные пачки поверх гимнастических купальников, обилие красивой музыки, фразы на французском, истома в пластике, растянутое Софьино «Мол-ча-лин»…
Во‑вторых, постановщик изрядно добавил героям стихов многих поэтов, часто разделивших судьбу Грибоедова: от Шекспира до Бунина и Бродского. Он настолько умно внедряет этот чужеродный текст, что переход к «основному» слову кажется совершенно бесшовным. Тексты получает и безмолвное доселе «Тайное общество», бесшумно снующее по сцене в качестве не то сотрудников спецслужб, не то охранников олигарха, которым предстаёт перед нами Фамусов (засл. артист РФ, народный артист РБ Александр Федеряев). Немного старомодно выглядят сейчас прямые ассоциации его образа жизни с крайне богатым современным человеком. Однако, их откровенная гротесковость оправдывает эту находку. Один из диалогов происходит в боулинге, где играют в весьма увесистые кегли и шары. Кстати, при необходимости кегля может быть заменена одним из «служивых», а шар — арбузом. Фамусов встречается с Чацким в тренажёрном зале, и «блины» для штанги молодящегося олигарха подтаскивают всё более крупные и «золотые».
В‑третьих, режиссёр использует приём буквализации, когда каждое упомянутое явление оживает, приобретая, иногда, совсем неожиданные смыслы. Если упоминается о «хохле» на голове Скалозуба (Иван Овчинников), то перед нами — форменный петух, от покрашенного красным хохолка на голове до церемонного шарканья лапой, то есть, ногой в ботфорте. Фамусовское «Забрать все книги бы да сжечь» оборачивается страшной пророческой сценой в духе Хрустальной ночи. Даже декорация — буквально, огромные буквы, составляющие название спектакля. Но режиссёр милостив, и часто объясняет свои находки. Например, тот невидимый снежок, который с ужасом периодически отталкивает от себя Фамусов, затем материализуется в шар для боулинга, и в конце спектакля превратится в гигантский ком снега, сметающий на своём пути Чацкого. Самого же Фамусова ожидает участь отслужившего своё ветерана спецслужб. Кинематографической вставкой выглядит его арест в духе первой части «Утомлённых солнцем», для чего на сцену выезжает, отчаянно благоухая бензином, настоящая машина 30‑х годов. На табуретку власти становится другой — представитель нового поколения функционеров Молчалин (Антон Болдырев).
Куда там Чацкому — подростку, хрупкому идеалисту, в свете софитов читающему правильные стихи, тягаться с этими хозяевами жизни? Автор этих строк видел спектакль, где Александра Андреевича играл Вадим Магасумов, поэтому не знает, каким получился Чацкий в исполнении засл. артиста РБ Вячеслава Виноградова. Но в первом воплощении Чацкий — трогательный, идеалистичный и заранее обречённый. Он настолько «иной», что это не нужно даже подчёркивать яркой одеждой, контрастной с чёрно-белой гаммой основной массы людей.
Конечно, кульминационной и очень яркой, такой заполненной действием и шумной, что после неё долго, как после рок-концерта, чувствуешь себя слегка оглохшей, является сцена бала. Вот уж, действительно, ярмарка тщеславия! От демонстрации богатства рябит в глазах. Золотые украшения и вычурные причёски пригибают шеи Горичей, Тугоуховских и Хрюминых, всех этих генералов и адмиралов, генеральш и гоф-дам. Пошлость их выставляемого напоказ богатства подчёркивается приносимыми в дар огромными брендовыми сумками. Особняком стоит бедный глухой князь (Евгений Гуралевич) в марлевой маске, вечно чихающий и чуть не падающий, которого безжалостно волоком перемещают с места на место. Неожиданно его мы видим как того, в кого может потом превратиться Чацкий.
В конце спектакля возникает ощущение, что его нужно пересмотреть, и, возможно, не раз. Не только для того, чтобы увидеть второго исполнителя роли Чацкого. Но и для того, чтобы сосредоточится в этот раз, например, не на первом, а на втором, третьем или четвёртом планах (поверьте, такие есть). Или оценить по достоинству балетную труппу. Или зачарованно смотреть только на подсвеченные неоном декорации…