Театральная сага «Бурёнушка»

Премьера спектакля состоялась 20 декабря прошлого года в Баймаке, на родине автора романа, и события там охватывали историю семьи Муратовых от Октябрьской революции до начала Великой Отечественной.

в феврале прошла премьера второй части, где финально-фатальной сценой стал пожар в доме бывших ханов. Но роман многослойный, изобилующий сюжетными линиями разных семей и героев, поэтому первые показы были лишь эскизом трёхактного спектакля. Так и появилась окончательная часть необычной постановки. Театралы же с нетерпением ждали продолжения саги, как когда-то фанаты сериала «Игра престолов» — старта очередного сезона.
Богатый на грандиозные переломные моменты истории и драматические события, ХХ век служил для жанра семейных хроник неиссякаемым источником тем, ведь через судьбы людей в книгах и сериалах в сжатом виде можно было проследить многострадальную историю страны. «Бурёнушка» Тансулпан Гариповой стала настоящим бестселлером башкирской прозы, её знают и любят в республике. Поэтому авторское название в инсценировке решили сохранить, хотя у тех, кто не знаком с романом, по этому поводу могут возникнуть вопросы.

Спектакль визуально с первых минут пролога погружает зрителей в условный мистический мир воспоминаний, где до сих пор звучат отклики эха страшных событий, а плотное пересечение беспощадных красных лучей прожекторов напоминает невидимые инфракрасные излучатели сигнализации: любое движение или прикосновение может отозваться пугающей мощной сиреной. Художник по свету Сергей Гаевой колористикой и динамикой разных композиционных решений освещения создаёт на сцене удивительно точную иллюстративную атмосферу для каждой сцены, где кроваво‑алые линии лучей соседствуют с романтикой ночного неба или мертвенно-холодным светом сцен насилия или допросов. А в сцене изъятия по доносу единственной кормилицы солдатки, той самой Бурёнушки, свет становится протокольно-монохромным, где «все оттенки серого» символизируют беспощадную систему продразверстки, репрессий и лагерей. Отсутствие боковых и верхних кулис — ещё одно замечательное режиссерское решение. На обнаженной сцене бьется пульс замысловатых переплетений реальных событий и древней магии…

Великолепная стильная сценография художника-постановщика Альберта Нестерова условна и лаконична. Над вертикальными балками сцены подвешены треугольники из таких же балок. Они похожи на крыши домов деревни Тиряклы, где рождаются и переплетаются все сюжетные линии. А когда линии крыш опускаются ниже — это уже метафора погоста или решёток сталинских репрессий. Ещё над сценой раскачиваются, как отражение страшного времени, зеркальные осколки — символы разбитых сердец, сломанных судеб, злого рока. Говорят, разбитое зеркало — к несчастью. Нестеров нашёл очень удачную аллюзию эпохального повествования.

Костюмы выдержаны в монохромной палитре, гармонично вписываясь в общую картину спектакля, и тоже несут смысловую нагрузку. Например, тяжёлый стёганый куполообразный елян главной героини Барсынбики (Римма Кагарманова) в начальных сценах напоминал юрту, олицетворяющую скитания беглых ханов, пока они не обосновались в Тиряклах. Елян как будто бы был сшит из одеяла, но при этом мастерски украшен бусинами: не может ведь ханша ходить в отрепье! Хоть она сменила имя и пытается обмануть судьбу.

Звукоряд (композитор Рамис Хакимов), пластика (хореограф Алина Мустаева) блистательно роскошны и заслуживают отдельных аплодисментов. Например, сцена изнасилования Гульбану (Гульназ Хайсарова) решается через хореографию и вызывает у зрителей глубокий эмоциональный отклик. Так же метафорично решена сцена с кормящей матерью Сабилей (Айым Сулейманова). Цепь на её шее не только глубокая привязанность к отнятому обманом младенцу, она усиливает свинцовой тяжестью отчаяние и трагедию молодой матери.

Да, в «Бурёнушке» много пересечений со штампами «Болливуда» индийского кино: разлученные в детстве близнецы, родимое пятно, по которому кто-то опознаётся через много-много лет… Еще можно вспомнить рассказ Шолохова «Родинка». Казак, зарубивший юного красноармейца в одном из сражений мясорубки Гражданской войны, решил поживиться хромовыми сапогами убитого и узнал по необычной родинке выросшего сына. Не было победителя в той схватке: отец застрелился.

Образ Барсынбики напомнил мне Пистимею Морозову из сериала «Тени исчезают в полдень». Но! Самым удивительным и непостижимым лично для меня образом в спектакле эти, вроде бы набившие оскомину приемы и образы, вдруг превращаются во вполне реальные страшные жизненные коллизии. Как так? Магия!

В спектакле целый ряд прекрасных актерских работ. Впечатляют и ужасают метаморфозы главного героя Ихсанбая. Из хорошего послушного мальчика (Рамазан Галимов), затем пылкого влюбленного юноши (Линар Баитов) первых актов Ихсанбай (Руслан Хайсаров) превращается в настоящего монстра, с легкостью убивающего людей. Неужели несчастная любовь способна так изменить человека? Или Ихсанбай не прошел испытание властью? А может быть, это проклятие рода за преступление его отца Дингезхана (Фанис Рахметов) так аукнулось? «Сон разума рождает чудовищ», — говорил Гойя. Кармический бумеранг судьбы за грехи отца настиг и деревенского дурачка Шангарея (Линар Баитов).

«Бурёнушка» — одно из самых ярких театральных событий республики. Думаю, спектакль достоин номинироваться на «Золотую маску».

После спектакля актриса Римма Кагарманова и режиссёр Айрат Абушахманов любезно согласились ответить на некоторые наши вопросы.

— Римма, ваша Барсынбика цепляет зрительское внимание с первой же минуты. Властная и жестокосердная женщина, ломающая судьбы, но одновременно безумно любящая мать. Героиня окутана аурой мистики и горячо верит в неизбежность рока. Расскажите о своих красках рисунка роли столь неоднозначного и яркого персонажа. Что вы вложили в этот образ?

— Над спектаклем мы работали примерно полгода. Очень много времени ушло на создание общей сюжетной линии спектакля. Да, в эпическом произведении отдельные нюансы парт­нерских взаимодействий вроде бы не так важны и видны. Тут надо работать крупными мазками. Но лично у меня вопросов по моему персонажу к себе после премьеры стало больше. Есть над чем думать и работать дальше! Барсынбика в романе очень мудрая женщина, с которой все советуются. Но благообразную «истину в первой инстанции», чуть ли не святую бабушку в белых одеяниях мне делать не хотелось. Таких персонажей много и в башкирской прозе, и в пьесах. Мне же показалось, что мудрость моей героини приобретена с годами, с большим грузом опыта страшных ошибок и постоянной внутренней борьбой. Есть в Барсынбике и сухость, и жестокость. В финале моя героиня ясно осознает, что личной ответственности за свои поступки с человека не может снять ни проклятие, ни рок, ни внешние политические события в стране.

— Айрат Ахтямович, белый грим мимов в трагедии выглядит жутковато. Вы им подчеркиваете фантасмагорию происходящего? Или что?

— Все циклично, и театр иногда борется с собой «предыдущим». Было время, когда мы активно накладывали грим, усиливая фактуру лица, увеличивая глаза, даже в мужском гриме делая их более выразительными. На заре своего создания Башдрама играла спектакли на сцене Оперного театра. А там оркестровая яма на десять метров увеличивает расстояние до зрителей даже первого ряда. Драматические актеры играли на очень длинную дистанцию, поэтому жесты, голос и грим должны были быть яркими, выразительными. По тенденциям современного театра зритель приближался всё ближе к сцене. Постепенно грим, особенно на Камерной сцене, практически исчез. В тренде была естественность. Даже на Большой сцене.

Впервые мы с художником Альбертом Нестеровым вернулись к гриму в спектакле «Черноликие» по Мажиту Гафури. Эта постановка, кстати, получила «Золотую маску» за костюмы. Мы наложили героине целебную черную грязь и актриса четверть акта играла в этой глиняной, высохшей и потрескавшейся маске. Актриса лишалась своего главного инструментария — мимики. В этом было что-то древнее и эпическое. Оценки событий актриса делала с абсолютно каменным лицом, где живут только глаза. Объём повествования в таком случае становится более выпуклым, уходит в сторону античной драмы.

В спектакле «Зулейха открывает глаза» мы пошли еще дальше. Там в гриме были почти все персонажи. И под слоем уже зеленой глины у актёров не было возможности «хлопотать лицом». Эффект был удивительный.

В «Бурёнушке» мы тоже продолжили тему грима, решили «убрать мордашку» и лишнюю мимику. В совокупности с обгоревшим силиконовым гримом Ихсана в третьем акте получился древний «театр масок». Кстати, когда лицо убирается под маску, то голос, пластика, взгляд, энергетика становятся более объемными.