СВОБОДНЫЙ ВЕКТОР

Векторы складываются, образуют особые векторные поля с их вихрями и потоками. В Глебовой системе отсчёта они расширяют сознание во многих направлениях. «Голубиная кротость» его геометрии, тонкий такт линий и ритм графических непроницаемых лиц и силуэтов легко уживаются с супрематическими «первоформами» локального цвета. Квадраты, треугольники и трапеции летают по своим траекториям сквозь арабески фигур и лиц, заключают их в свою территорию, «стоят на страже». Графические приёмы поддерживают конструктивизм живописи, создавая особый художественный язык, созвучный языку Малевича, где «фигуры цвета» имеют самостоятельное значение. (Не случайно в работах иногда обыгрывается тот же приём умножения одинаковых цветовых фигур-клонов, как в образцах ткани с рисунками Малевича в 1919 году, только вместо абстрактных сочетаний Глеб с мрачным остроумием использует образ рядового красноармейца с винтовкой). Симбиоз «почти плакатной» живописи и графики открывает разнообразные авторские возможности, отражающие время массовой культуры, механистичного мышления, с характерными упрощёнными формами и плоскостями чистого цвета.
Композиция выстраивается таким образом, что хочется заглянуть в подразумеваемые пространства за фронтальной плоскостью, создать вектор. Художник интригует неожиданными, иногда горькими метафорами, недоговорённостью, лаконичностью на грани с красноречивым молчанием. Вектор к этому стилю проходит от недавней выставки «Шаги», а начинается гораздо раньше, возможно, от его кентавров и парижских мостов. Конструктивность, обострённость мысли, сдержанность при внутреннем напряжении чувств требуют как раз такого выражения. Разбитое стекло в картине «Окно» (2019), где лучики трещин стекла — тоже векторные поля. Это чьи-то разбитые надежды, или маленькие солнца, или следы человека, пытающегося пробить препятствие и прорваться к бездонному небу, к свободе? «Пазлы нашего видения мира, где автор предлагает задуматься над тем, правильно ли мы воспринимаем связь между частью и целым» (О. Пилипюк).
В картинах ставится некий философский вопрос, отражается осмысление истории, в том числе и «тёмные версии» нас самих. Некоторые композиции кажутся слишком резкими, слишком беспощадно гротескными, как в картине «Фетиш», где на возбуждающем нервы красном фоне, на горе из «ликов» ушедших вождей, как на груде костей, красуется апофеоз русского кича — лупоглазая матрёшка. Гораздо «теплее», несмотря на её максимальную «остраненность» и «отстранённость», картина «Адам и Ева» (2017). Строгий рисунок объёмных человеческих тел прекрасен сам по себе, безо всяких символов, и находится в совершенной гармонии с зелёным кругом, Древом жизни. Пусть эти фигуры, двойственные и трёхногие, спорящие друг с другом и любящие, не люди — концептуальные модели и трудны для понимания, они прекрасны, и эхо времён кентавров слышится в их прочной упругой стойке.
В зале акварели — совсем другой настрой. Устав от напряжённой энергетики цветоформ (хотя о каждой из картин можно было бы написать небольшое философское эссе), зритель погружается в аквариум достаточно тёплых (для Глеба) цветовых обертонов. Мы встречаем там дорогие полуузнаваемые предметы прошлого — исчезающее племя чайников и бидонов и простой, как четырёхугольник, вид кружек. Парой птичек слетает на стол пара фруктов — груш, слив, почти всегда пара. Но все эти предметы — просто поводы для его игры с материалом, с собственной, Глебовой, колористической гаммой и физикой. Натюрморты неизлечимо графичные, с лёгкими росчерками носиков и горлышек, с арабесками форм и тональными «прятками». Их цель — уловить неуловимое совершенство в полутёмной прозрачности акварельного зрачка, поймать поющее пятно, настолько совершенное, что как будто ты вдруг «это вспоминаешь». Глаз зрителя тут же понимает такие комбинации на уровне подсознания. В этом стиль его акварелей похож на стиль его однокурсницы, художницы Ирины Гатиной-Обрусник, при всей разнице их «цветовидения». Его пейзажи — ловцы солнечного света и воздушных настроений, от задумчиво‑монохромного до звеняще-мажорного, особенно хороши вертикальные облака над церковью («Елабуга», 2019.)
Глеб Голубев не холоден и прагматичен, он строг и логичен, как и подобает настоящему учителю. (Надо было видеть на выставке горящие радостью и любовью глаза его учеников из «художки», чтобы понять, какой он учитель.) В то же время он любитель пошутить и с формой, и над законами физики (пример — кружка на одной из акварелей, которая вообще-то не может устоять на таком краешке стола, но она стоит). За его геометризацией — сдерживаемый крик неравнодушной души, облечённой в отточенную и завершённую фразу.
В литературе физмата существует понятие «свободный вектор» (см. справочник по аналитической геометрии). Вектор тяги есть в реактивных двигателях. Но мы не будем углубляться в эти материи, иначе придут на ум ещё более сложные понятия, такие как «фазовые пространства» и « бинарное отношение», возможно, касающиеся его творчества. Пусть это будет свободный вектор мастерства, устремлённый в неизвестность, образующий поля и вихри, и пусть они захватят зрителя.