Нереальная реальность Михаила Спиридонова

В произведениях Спиридонова всё: и природа, и цветы, и дом, и люди — окутано дымкой этого лёгкого тумана, наделяющего работы художника какой-то таинственной загадочностью. Жанровая принадлежность большинства его произведений на первый взгляд вполне определённа, однако это впечатление рассеивается при внимательном знакомстве с работами. Да, он пишет природу, реальный мир, но стилистика этих произведений выходит за рамки обычного реализма, а многочисленные пейзажи и редкие натюрморты — за пределы этих традиционных жанров.
Вот и в работе «Время равноденствия» за лёгкой вуалью тумана в пейзаже, залитом светом, кажется, даже и узнаётся уральский мотив, но нет в этом пейзаже конкретики места, явления, действия — то ли это бело-голубое облако село за деревьями меж дальних гор, то ли река едва виднеется вдали… А зрительский ум занят уже другим — откуда этот необычайно явственно ощутимый, какой-то вселенский, свет, льющийся сквозь тонкое покрывало тумана?
В ряду башкирских живописцев творчество Михаила Спиридонова стоит особняком: в нём нет присущих башкирскому пейзажу и натюрморту локальных, ярких цветовых характеристик, стремления запечатлеть конкретный пейзажный уральский мотив или богатство предметного мира. Он не искал никогда, и уж тем более сейчас, в пору мудрости своей, не ищет проторённых кем-то дорог. У него свой, самостоятельный путь. Работы его многозначнее, чем кажутся на первый взгляд, и представляют собой сложный синтез художественного творчества, мировоззрения и метафизических исканий автора и, одновременно, резонансной сонастроенности самого художника с реальностью, окружающей его. Живопись для Спиридонова больше, чем цвет, рисунок, композиция, и шире, чем просто способ творческого самовыражения. Это и миропонимание, и мирочувствование, и мироотражение, а эти понятия находятся за пределами суеты, позёрства и неправды. Картины его — чистые откровения, которыми художник делится с миром (зрителем ли, путником или потомками — неважно). А сокровенные мысли громко не произносятся, аплодисментов не требуют и яркой мишуры не терпят… Вот почему его работы монохромны. Зато в них царят покой и безмолвие. А человек в пейзажах художника если и есть, то присутствует как неотъемлемая часть природы, существующая в гармонии с нею, неотделимая от неё и столь же мало познанная.
Но главная особенность живописи Михаила Спиридонова заключается в том, что его картины насквозь пронизаны потоками космического света, излучаемого (и в самом деле!) не небесными светилами и не электрическими источниками, а светом неких вселенских энергий.
Не Луна, но и не Солнце, а действительно потоки неких световых энергий освещают неспешно бредущее в тишине леса, прикрытого жемчужной дымкой тумана, стадо («Утомленное стадо», 2019). В этой тишине почти физически ощущаются (слышатся!) звуки и мычащей коровы, вытянувшей голову в этом своём протяжном зове, и предполагаемого зрителем медного «ботала», которым деревенские хозяйки непременно увенчивают шеи российских бурёнок. И столь же реально ощутимы и дуновение ветерка, колышущего тонкие занавески окна, и поразительно убедительные потоки света, вторгшегося в комнату сквозь это окно и высветившего столешницу («Круглый стол», 2019).
Музыка, которая непременно присутствует на экспозициях его выставок (таково условие автора!), становится неотъемлемой частью самого процесса созерцания картин, превращая его в некое завораживающее действо: звуки фуг и хоралов Баха глубже вовлекают зрителя в пространство этих полумистических, залитых светом, туманных пейзажей («Зимний путь», 2015 и 2018 гг.).
Круг его тем невелик — полёт птицы, убегающая вдаль дорога, одинокое дерево, одинокий дом полубарачного типа, стоящий где-то на окраине (какие и сегодня ещё можно встретить в тех местах, и именно на такой окраине родился и вырос художник — в районе Черниковки). Неоднократно на протяжении своего творческого пути он возвращается к одним и тем же мотивам, но это не копии, не повторы, а вариации на заданную тему. Нельзя войти в одну и ту же реку дважды — стремительное течение жизни изменяет всё, а не только состояние природы (помните, как Клод Моне пытался уловить освещение в своих импрессионистических сериях «Руанский собор» и «Стог сена»?). Важно, что меняется и состояние самого наблюдателя — Художника. Меняется импульс, побуждающий живописца взяться за кисть и вернуться к тому или иному мотиву, меняются энергии — как самого автора, так и результата его работы. Свет, настроение, дуновение ветра, качнувшего куст, всполошившего птицу, пелена тумана, размывающая конкретику предметов и превращающая тонкую элегию в мистическую загадочность — в этих вариациях изменяется вся программа, кроме самого изначального мотива. И потому одна и та же тема из «Дороги в сумерках» (1978) трансформируется в «Волшебное путешествие» (2015). А ностальгический «Изначальный сюжет» (2014) с одиноко стоящим домом из воспоминаний его «черниковского» детства — в мотив с наблюдателем за течением всей нашей жизни, течением, меняющим и судьбу того самого дома из окраинного района Уфы, и всю нашу жизнь в целом («Наблюдатель», 2018).
Нет ничего одинакового в мире, созданном изначальной природой. Явления, люди, да и сама она — эта природа — всё уникально, многозначно, многогранно и требует глубокой созерцательности и внимательного осмысления. И всю нашу многоликую и короткую жизнь в вечно меняющемся мире, эту жизнь — с её уникальностью и переменами — хорошо бы воспринимать не на бегу, не как черновик, а вот так же неспешно и осознанно, как делает это художник Михаил Спиридонов.