ШУРАЛЕ

Трудно и больно говорить о Радике Хусаинове в прошедшем времени. Он ушёл внезапно, нежданно-негаданно, оставив в горестном недоумении родных и друзей, студентов и поклонников его таланта. В одной из наших бесед за полгода до ухода он пошутил, что потому и стал скульптором, чтобы быть живым, пока не будут забыты его работы. Поэтому поговорим о них как о слепках с его души. «Скульптор имеет дело с вечностью. А она не покупается и не продаётся – художник должен увековечить состояние души» (по Сократу).

…Тяжелая капля смолы лениво потянулась, сорвалась и, ударившись оземь, превратилась в бегущего гепарда. Он застыл в той мгновенной фазе своего несравненного бега с чуть видимой опорой на передней конечности, когда все четыре лапы резко сближаются, усиливая аэродинамику тела, уравновешенную долгим, кометоподобным хвостом. Сложная, неустойчивая поза, противоречивый баланс масс, но тем выразительнее стремительный полёт этого чудесного зверя; в этой позе — вся сущность его природы («Гепард», полимер, 2013). А вот ещё одна большая кошка — львица, прильнувшая к воде («Водопой», полимер, 2011) с её благородной, грузной грацией царицы зверей, фигура более статичная, но словно захваченная единым потоком воды, током Жизни. А вот лошадки. Льётся к траве нежно-упрямая шея жеребёнка в скульптуре «Полдень» (2005), осторожно переступают ещё непослушные ноги. Совершенно иная формалистическая трактовка конской темы в фигуре самозабвенно катающейся по земле лошадки — художник опрокидывает традиционные каноны изображения этого животного, опрокидывая навзничь свою лошадку, как бы вписывая её в шарообразную замкнутую форму, динамичный клубок. («Лошадка», бронза, 1993).
Кто сказал, что изобразить животное легче, чем человека? Анималистика — прародительница всех жанров изобразительного искусства. Наскальная живопись древних обнаруживает великолепное знание анатомии и нрава братьев наших меньших, архаические стилизованные объёмы и рельефы разных культур — свидетельства о том, насколько близки были человек и животное. Вся история человека — в истории этого жанра, от праискусства и до «ар деко» и модерна, его трансформация в объёмных изображениях, в трёхмерном пространстве. Одной анатомией тут не обойдёшься, это часы и годы неравнодушного наблюдения за звериными повадками, изучение особенностей характера и, как итог, — полнота и ясность выражения и, вместе с тем, необходимая условность. Французские скульпторы изучали животных в «jardins de plantes», в королевских зоопарках; выдающиеся российские анималисты, такие как В. Ватагин и Н. Кондаков, прошли серьёзную зоологическую подготовку, работая в Дарвиновском музее в Москве. Для Радика первые наблюдения, первое любование животной натурой начались, конечно, в детстве, в деревне, куда черниковский паренёк каждое лето приезжал на каникулы к деду с бабушкой. Там у него была любимая овечка с чёрным носом, к которой он по приезде тут же прибегал здороваться (поэтому ей посчастливилось дожить до старости). Деревенский быт, туго завязанный на общении с животными, стал хорошей школой для юного внимательного сердца.
«Сущее всегда хочет оставаться самим собой: камень камнем, а тигр тигром» (Спиноза). Радик Хусаинов хотел оставаться самим собой в скульптуре. Ещё в Республиканской художественной школе-интернате им. К. Давлеткильдеева он освоил азы рисунка, композиции, лепки. По-настоящему скульптура «взяла его на аркан» уже на худграфе БГПИ, и под её «змеиным немигающим взглядом» он учился искать свой «звук», подбираясь к эфемерным вначале образам с мечтою увековечить трудноуловимые жесты и формы. Они жили в его душе, они просились наружу, постепенно набирая вес, объём, энергию.
Краеугольным камнем в выборе профессии стала встреча с главным наставником — скульптором Николаем Калинушкиным, который после окончания Строгановки как раз набирал первую группу студентов в свою мастерскую. рисунок Радика показался ему убедительным. Вместе с двумя другими «избранными» — учителем Владимиром Лобановым и Явдатом Ахметовым — они дневали и ночевали в мастерской, пробуя все возможные материалы, постигая сложные законы пластики. Несомненные черты «стиля Калинушкина» — лаконизм, изящество линий и конструктивность, оригинальное сочетание реальной и условной стилистики — прослеживаются и у Хусаинова. «Я больше лепщик, чем рубщик» — определял себя он (в скульптурной пластике, в отличие от ваяния, художник наращивает объём, а не отсекает его). Его реализм анималиста обусловлен красотой и самоценностью объектов. Животные не позируют, не любят пристального внимания, и в этом сложность и загадочность жанра. Но природа не даст соврать, она так рациональна и верна в позициях своих составляющих, что все несоразмерности и недостатки сразу «закричат» об этом, особенно в скульптуре.
Однако Радик Алифович — не стопроцентный анималист, как и не абсолютный реалист. Его работы в абстрактном стиле («Торсы» и др.), как и образцы «сдержанного модернизма» («Добыча» и др.) — это импровизации формообразующего пространства, игра авторской фантазии. Таково и «Колесо времени» (бронза, гранит, 2012) — знаковая работа автора с заключённым в «солнечный круг» оленем, древним скифским символом. Но всё же «телесное», предметное искусство классики ему более близко. «Обнажённые модели Хусаинова классической трактовкой и цветом чистого дерева отправляют нас к традиционному пониманию скульптуры как человека, стоящего на двух ногах. Собственно, это и есть суть ремесла скульп­тора» (В. Лобанов, «Заметки с выставки скульптуры», «Рампа», 2014).
Двуногим, прямоходящим существом пополнился «бестиарий» Хусаинова в 2017 году. Это отлитый в бронзе «Шурале» — антропоморфное мифическое существо, пресловутый «трикстер», дух Леса, доставшийся в наследство татаро-башкирскому фольклору от древних тюрко- и ираноязычных предков — гуннов, булгар, сарматов. В Башкирии живы топонимы с его именем — гора Шуралетау, аул в Баймакском районе, речка в пред­горьях одного из восточных склонов Урала. «Ярымтык» — половинник (башк.), по словам старожилов, до сих пор ещё встречается в тамошних лесах. Этому можно поверить, глядя на скульптуру, ведь даже при наличии звериных признаков (рог, шерсть) она очень натуралистична, словно списана с конкретного человека. (Действительно, его Шурале автобиографичен, как признавался сам автор, и черты внешнего, да и внутреннего, сходства очевидны!) Персонаж двойственный, грустно-весёлый, демонически-комический архетип (Фавн, Мефистофель); хитрый озорник и хранитель леса, он не годится на роль отъявленного злодея, ведь часто неосознанно добивается положительного эффекта и если даже убивает, то смехом (щекоткой). Он обаятелен и драматичен, он вызывает симпатию и сочувствие. Лицо искажено болью от прищемлённой дровосеком длиннопалой руки и досадой от неудачной проделки, он прячет её подмышку, словно инстинктивно закрывая ранимую, обиженную душу; широкие шаги босых ног (силуэт ходока-«уолкера») говорят о неудержимости движения вперед. «Жизнь кусает нас со всех сторон, но должна оставаться надежда, надо двигаться дальше», — комментировал идею сам автор.
Если смотреть на Шурале сквозь приз­му жизненно важных проблем современной экологии, то это образ обиженной человеком природы, и смекалистый дровосек вовсе не положительный герой. Живость и острота характеристики образа, его мастерское воплощение определили удачливую судьбу скульптуры. Шурале с успехом экспонировался на республиканской выставке, затем на проекте «Арт-Уфа 2017», был рекомендован на зональную выставку «Волга‑12» в Нижнем Новгороде, а потом покорил зрителей в ЦДХ в Москве. Наш музей Нестерова выбирал между ним и другой работой Хусаинова — «Урал-батыр» (победил «Урал-батыр»).
«Уже к зрелым годам я понял зверя и человека». Эта взаимосвязь видна во многих работах: «Сабантуй» — борец «куреш» с ещё живым, блеющим бараном на плечах; «Урал-батыр» — гордая, мягкая походка льва, дружески везущего героя — словно воспоминание о временах титанов, полубогов, живущих в согласии с живой природой. «Урал-батыр» в исполнении Хусаинова не несёт ярко выраженных национальных черт, это обобщённый образ, олицетворение победы Добра.
В работе «Добыча» мы не видим человека, а лишь орудие его охоты — рыболовный крючок, на котором висит щука, держащая в зубах рыбёшку, свою добычу. Философский смысл — наверху, на невидимом, подразумеваемом конце лески: человек не только победитель, но и чья-то потенциальная добыча тоже. Положения рыбьих тел складываются в крест. Лаконизм этой небольшой работы бьёт «в десятку», сродни народной пословице. Материал — дерево, оно очень подходит для образа щуки (рыбаки её и называют «бревном»). Силуэт рыбы безупречно точен и «отточен», как и у других персонажей Радика Хусаинова… Но пустое дело описывать произведения искусства. Это надо видеть, а в скульптуре — обходить вокруг, узнавать «внутренним оком», прикасаться на миг к её мускулам, гладить, хотя бы глазами, её грациозные изгибы. Искусство Радика Хусаинова помогает ощутить значимость мира, его гармоническую соразмерность. По словам классика-анималиста И. Ефимова, «ритмичность форм» и «трепет жизни» скрываются везде: и в холодном камне, и в сухом дереве, и в полимерных сгустках, и в сияющей бронзе. Наш Шурале ушёл своим свободным, размашистым шагом куда-то в заоблачные дали. Но есть чувство, что он где-то рядом, смотрит на нас с доброй, спокойной усмешкой — из-за каменного утёса, с ветки могучего дерева — многоликим облаком, отражённым в быстрой реке.