ДОРОГОЙ НЕБОЖИТЕЛЯ ИККЮ

Автор — Эльвира Каримова 

Эти строки писателя, тончайшего знатока природы, её «тихих чудес», удивительным образом «ложатся» на пейзажи Анвара Кашаева. Для него природа — то же чистилище, одухотворённое высшее существо, в глубины которой погружаешься душой, отрешаясь от «общей поверхности», проникаясь её чуткостью и высоким смыслом. Поэтому на его выставках хочется сосредоточенно помолчать, погрузиться и духовно очиститься, без суеты и высокопарных слов, как было замечено на открытии персональной выставки художника в выставочном зале «Ижад» Башкирского государственного художественного музея им. М. В. Нестерова.
Кажется, что в светлых залах «Ижада» с его огромными полукруглыми окнами в пол у этих картин особое свечение. Внутренний, вибрирующий свет — характерная особенность живописи Кашаева. Достигается ли этот эффект сложными оттенками крупнозернистого мазка фона, создающими особую воздушную среду, — так бывает в природе в пору берёзового листопада, или зимой, среди тихо падающих снежных хлопьев, или весной, когда ветерок разносит «с белых яблонь дым»; или это лёгкое дыхание происходит по причине отстранения от лишних «деталей-болтушек», удаления от суетной реальности. Лишь силуэты графичных деревьев, у каждого из которых своя выразительная индивидуальность, свой жест, выписаны точно и подробно. На многих полотнах даже нет неба, то есть небо и земля незаметно переходят одно в другое, и в этом соединении сокрыт деликатный философский намёк. Или зыбкий свет идёт оттого, что самые ценные картины для самого художника — полустёртые воспоминания детства, монотонные бескрайние степи и перелески близ деревни Акбулатово Фёдоровского района Башкирии. При внешней простоте, отсутствии резких контрастов и «громких» сюжетов, в картинах есть особый магнетизм, в духе традиций строгой японской живописи.
Об этой таинственной притягательности рассуждали на открытии выставки. Было сказано много тёплых слов, раскрывающих художественный метод и мироощущение живописца и графика, заслуженного художника Республики Башкортостан, члена Союза художников России, старейшего педагога уфимской Детской художественной школы № 2. Коллеги, друзья, ученики постарались выразить чувства от работ и встреч с автором, и каждый нашёл что-то своё, личное и трогательное. Амир Мазитов вспомнил, как студентом бывал в сверкающей чистотой мастерской учителя, сравнимой с монашеской кельей, говорил о «намоленности» самих работ, о вангоговском отношении этого мастера к ремеслу художника, сравнивая его тонкую манеру с драгоценным кружевом. Валентина Сорокина вспомнила его элегантность и «благородную скромность», которую видела в молодости и сохранившуюся до сих пор. Она назвала автора уникальным явлением нашей живописи и отметила цельность экспозиции: «Никаких метаний и левых поисков. В душе его очень много чувств, лирических, драматических, поэтических — всё это в его полотнах». Риф Абдуллин говорил о творческом почерке Кашаева: «Каждый мазок созвучен дыханию души: это как вышивка гладью, где каждая ниточка — это нитка нервов, из них сотканы работы, и каждая — собственная философия». Владимир Панченко размышлял об отличительной черте настоящего искусства — «собственном творческом пространстве» художника, обогащающем мир.
Выставка ретроспективная, охватывающая большой временной пласт творчества Анвара Шакировича, от ранних работ до сегодняшних, от известных до представленных зрителю впервые. Для самого Кашаева это способ самооценки, отчёт перед самим собой на пороге 75‑летия в марте 2024 года. Около 18 живописных полотен взяты из коллекции Нестеровского музея, много работ из собственности автора, в том числе графика. Таким образом прослеживается динамика развития неповторимой манеры письма, неотделимая от личности «молодого дервиша», как назвал его когда-то корифей живописи Михаил Назаров, имея в виду беззаветную, почти религиозную преданность настоящему искусству, «взыскательность и требовательность к себе». Долог и труден путь до «чертогов мудрости «небожителя Иккю», японского художника и поэта философии дзен XVI века, в чём-то схожего с автором одноимённой картины («Небожитель Иккю», 2022).
Несколько картин-посвящений — дань памяти любимым людям и великим поэтам («Он был поэт», 2017). Горящая свеча в память о Пушкине, Есенине, Шекспире, Высоцком — символ самоотречения творца: «Светя другим, сгораешь сам». Картина «25 сентября 2014 года» (2014) посвящена безвременно ушедшему сыну. Одно из немногих ярко-цветных, весёлых полотен — «Письмо матери» (2013) — пронизано теплом летней деревни в погожий день. Светлая грусть звучит в картине «Вернувшиеся с победой», (2020). Печальная величавость — качество живописи Кашаева, о которой писал Михаил Назаров: «Его картины действуют на нас своей торжественностью… Насущный вопрос — как жить сегодня и как остаться человеком… При всём кажущемся спокойствии картины полны тревоги и тоски по красоте». Мы все тоскуем по красоте, и, возможно, поэтому нам так близки работы Анвара Кашаева.