Игры с реальностью

О её живописи хочется говорить на том же языке, на котором она говорит со зрителем, посвящая его в свой мир, слегка приоткрывая или распахивая настежь душу. Поэзия там идёт рука об руку с прозой жизни, брутальная решительность кисти дружит с тонким «газовым шарфом» плавных форм, там бытовая реальность скачет наперегонки со сказкой. Скучные будни, монотонность размеренной жизни, тихую гавань рутины, эту бесконечную историю она пытается разорвать на куски и разбросать в живописной небрежности, «растолкать ночь, разбудить», и оттого затевает странные перемещения, смещения и превращения. Её игры в прятки с действительностью не всегда безоблачны и беззаботны и нередко завершаются на драматической ноте, что подчёркивается чернотой углов и мрачными провалами. Зияние тёмных дверных проёмов, безжалостная геометрия тесных пространств — словно мизансцены из экзистенциальных драм Бергмана, в конце которых, однако, брезжит свет открытого всем ветрам дальнего плана, как глоток свежего воздуха — непременный лоскуток небесного, манящего, божественного, в непрочной раме-форточке нашего приземлённого бытия./Перегородок тонкорёбрость/Пройду насквозь, пройду как свет,/Пройду, как образ входит в образ,/И как предмет сечёт предмет/.

Эти строки Бориса Пастернака созвучны её картинам, где образы вплавлены в другие образы (иногда для этого используются старые фотографии), с экспрессивно-резкими, «секущими» линиями мазка и штриха. Иногда она говорит слишком громко и «в лоб», а иногда, напротив, шепчет невнятные загадочные фразы. Порой её настигает дурашливое веселье — и мы видим феерическую какофонию цвета в танце взбалмошных колготок. Вещи словно оживают — рабочий халат раскидывает мятежные усталые крылья, и от него исходит такое тепло, что кошка приходит уютно подремать… Разбитый — на счастье — стакан с бриллиантами осколков на «матиссовом» ковре служит для большего впечатления праздника за круглым столом, где царит лилейная и хрустальная чистота.

Картина «Урок живописи» (2011–2024), к которой Ольга возвращалась более десятилетия — об учителе и ученице, о художнике и модели. О вдохновенном и сосредоточенном состоянии, свойственном магическому процессу познания-творчества, когда обыденная комната с милыми мелочами — книги, чашки, кофейник, простые цветы — становится формой, субстратом для произрастания там реальных и ирреальных персонажей, хранилищем хрупких символов и сновидений. Чуткий учитель, напоминающий Цукугару Фудзита; ученица (она же модель) в образе послушной колли; и говорящий что-то кот, и слепой телевизор с куропаткой на нём, и кротко возлежащий олень; и зовущий, светлый верхний угол, где душа под неярким солнцем босиком гуляет по снегу — или по облакам.

Реализация метафор работает и в цветовых предпочтениях — Ольга смело орудует чёрным и его производными, не боясь показаться депрессивной или излишне драматичной — в общем сумраке даже самые бледные краски начинают играть неожиданными нежными оттенками. Чёрный не всегда имеет печальное или тревожное звучание, как заведено у экспрессионистов — иногда это признак обособления, вызова, протеста. Разнообразного чёрного предостаточно в нашей жизни, но «без тьмы не бывает и света».

Смелое воображение проявляется также в парадоксах композиционных построений. «Плоскость холста реальна, но она живёт по правилам художника», — утверждает Ольга, памятуя отношение к композиции своего учителя Михаила Назарова. Сюжет порой кажется лишь поводом для её композиционных изысканий. Игра с масштабами и перспективой, с фантастическими метаморфозами форм — в этом состоит её исследовательский интерес, цель которого — наивысшая выразительность, виражи полёта души, устремлённой к свету. Условность помогает композиционно протягивать сюжет во времени, как в картине «Путешествие» (2023), словно навеянной фильмами Д. Линча; или мастерски замыкать её в тесном пространстве «со сквозняком» («Три курящих человека», 2014). Возможности неисчерпаемы, если играть не по строгим законам «объективной реальности», которым, по словам Цимболенко, «искусство живописи и не обещало соответствовать».