Творческий поиск ведётся перманентно, и Виталий поясняет: «Идеи — это переработанные впечатления. Я редко делаю наброски с натуры, обычно ограничиваюсь схематическим изображением, которое иногда сопровождаю лаконичными пояснениями. Но окончательное решение, как правило, находится в процессе работы. Словом, иногда руки идут вслед за головой, а иногда — голова вслед за руками. То есть, материал часто подсказывает пластическое решение, композицию, фактуру…»
Итак, идея получает воплощение в результате прохождения творческого импульса по цепи: сознание художника — кончики пальцев — материал. Но если прав Фридрих Шиллер, сказавший: «Вселенная — есть мысль Бога», то можно предположить, что материал сам по себе содержит абсолютную идею, то есть идею (по Гегелю), выражающую полноту всего сущего. А художник является проводником мысли, имя которой гармония. И художнику дано почувствовать, как вначале всех начал движение планет и звезд было запущено на гончарном круге Творца. Кстати, в мастерской Виталия Николаева есть настоящий гончарный круг, и Виталий на нём работает, уважая традицию и полагая, что вазы, кувшины и блюда, изготовленные на гончарном круге, — прекрасное вместилище художественных идей и образов.
«Языческая ваза». Изделие древнего гончара похоже на экзотическое растение. Ворожа и шаманя, оно проросло сквозь века, разгребая руками или ветвями волны океана времени. Точно пойманный ритм не оставляет сомнений: ваза исполняет ритуальный танец. В неё не поставить цветов, не налить воды …В неё можно поместить только мольбы о сокровенном. Кувшин в композиции «Молочное утро» мнит себя рогом изобилия и таковым, похоже, и является. Из кувшина степенно выходят несколько тучных бурёнок. Наверное, это сказка про «молочную реку и кисельные берега». Ритм молочных капель и пятен на коровах вызывает ассоциации с плывущими облаками, похожие на мечты. Так и было задумано: это очень добрая сказка.
Наряду с работами, которые условно можно назвать «гончарными», на выставке представлены декоративные панно и пласты, декоративные скульптуры мелкой пластики, ассамбляжи, в которых художник комбинирует различные материалы, добиваясь неожиданного созвучия времён и различных культур. Впрочем, быть неожиданным для Виталия Николаева — потребность профессиональная. Он знает, как превратить керамические панно и пласты в картины, преисполненные лиризма и почти акварельной прозрачности. Таков, к примеру, пласт «Половодье», передающий состояние весеннего разлива на реке с пронзительной достоверностью. Пласт «Старая Уфа» — обращение к близкому всем уфимцам мотиву. Деревянные домики, сгрудившиеся, прислонившиеся друг к другу… Перспектива убегающих в даль крыш — это и есть ритм губернской Уфы.
Пласт «Весенний пейзаж» словно раскачивает зрителя на потоках свежего ветра. Композиция сплетена из горизонтальных и вертикальных волнистых линий, образуя своего рода плетень, за которым всех ждёт всамделишная весна, когда всё будет хорошо. Чтобы создать панно «Старая доска» пришлось «подружить» различные материалы: протонированный фрагмент старой доски и металл. Сдаётся, что доска — это часть половицы дома с привидениями, в котором дух старого гончара поселился навечно. Не чтобы пугать, а чтобы приглядывать. Благодаря напряжённости глубокого цвета пространство композиции наполнено мистической вибрацией.
Скульптуры мелкой пластики являют собой галерею образов, собрание характеров, часто воплощённых в иносказательной форме. После известного мультика в нашу культуру уверенно вошёл образ грустного ослика. Если ослик, то непременно грустный. «Ослик» Виталия Николаева тоже понурый. Он печально повесил голову, а над его холкой сегментом колеса телеги завис груз каждодневных забот. «Аркаимский звёздочет» при небольшом размере самой работы, фигура выглядит почти монументально благодаря крупным чертам лица — носу, губам. Наш любознательный пращур устремил взгляд в небеса в поиске первопричин и, может быть, от этого сам покрылся фактурой звёздного неба. «Влюбленная ворона» имеет весьма загадочное выражение лица. Видимо от того, что она переполнена чувством, о котором никому не расскажет, но явно хочет, чтобы мы о нём догадались.
Характеры представленных скульптур узнаваемы. Мы все их знаем, встречаемся с ними каждый день. Мы сами такие. Виталию Николаеву об этом, похоже, известно и он позволил себе над нами слегка подтрунить. Ну что ж, пусть подтрунивает. Это, по-своему, даже лестно — быть частью того мира, который сотворил художник. Он сотворил мир, устроенный по законам добра, где шершавая брутальность шамота оттенена перламутровым сиянием глазури.