Полагаю, что обычному человеку, даже обычному музыканту, название это конкурса мало о чём говорит. Поэтому позвольте ввести читателя в курс дела. Как гласит официальный сайт Союза композиторов РФ, «Всероссийская общественная организация «Союз композиторов России» при поддержке Фонда президентских грантов проводит Всероссийский конкурс композиторов «Avanti», основными целями которого являются развитие и укрепление композиторских организаций в регионах и продвижение сочинений российских композиторов». В конкурсе принимают участие только члены Союза композиторов России и допускаются произведения, нигде прежде не публиковавшиеся в коммерческих целях. «Avanti» отличает отсутствие вступительных взносов и абсолютная анонимность — все участники представляют свои партитуры под девизами (даже не псевдонимами!), без указания авторских данных, что гарантирует полную беспристрастность жюри. В жюри же приглашаются известные российские композиторы и музыковеды, и состав его всякий раз обновляется.
Биографическая справка. Валерий Михайлович Скобёлкин в 1992 году окончил эстрадно-джазовое отделение Уфимского училища искусств, в 1997 — Уфимский государственный институт искусств по специальности «композиция» в классе профессора, народного артиста СССР З. Г. Исмагилова. В 2000 году был принят в Союз композиторов России. В настоящее время является доцентом кафедры композиции и заведующим кафедры эстрадно-джазового исполнительства Уфимского государственного института искусств.
Имеет весомый багаж сочинений, свидетельствующих о желании освоить широкий спектр инструментальных тембров, оркестровое письмо и концептуальные формы. Это Концерт для оркестра «Русские узоры», Квинтет для виолончелей «Перспективы», цикл для фортепиано «Ангельский мир» по мотивам живописных полотен С. Дали, Концерт для скрипки с оркестром, а также четыре струнных квартета, Первая симфония, Концерт для альта, «Тетралогия поэм» и многие другие произведения.
Музыка Валерия Скобёлкина, по-настоящему эмоциональная и заставляющая размышлять, успешно исполняется в концертах, звучит в конкурсных и фестивальных программах. На сегодняшний день это один из признанных мастеров создания музыки в разных жанрах — от вокальной миниатюры до крупного симфонического полотна.
— Удалось поучаствовать в предыдущем. Тогда я взял только две третьих премии (в номинациях «Сочинение для одного или двух инструментов» и «Сочинение для камерного ансамбля»), представив произведения «Чудь заволжская» для фортепиано и «Дыхание хрустального замка» для флейтового квинтета.
В этом году я получил первую премию в номинации «Сочинение для камерного ансамбля» за Scherzo pizzicato для струнного квартета и третью премию за произведение «Сынрау торна» для курая и органа в номинации «Сочинение с участием этнических инструментов».
— Насколько мне известно, запись «Сынрау торна» была сделана «живьём»…
— Да, вы правы. «Сынрау торна» я написал специально для моего друга органиста Владислава Муртазина и кураиста Азата Аиткулова. И они уже неоднократно исполняли эту вещь в концертах.
— И звучит она, как бы это сказать… не обыденно «пентатонично», а весьма роскошно и свежо!
— Думаю, что мне удалось этого добиться, поскольку органика заложена в самом наигрыше. Не всегда там только пентатоника.
— А почему так насмешливо, иронично звучит ваше Scherzo pizzicato для струнного квартета, завоевавшее первую премию? Кстати, когда оно было написано?
— Написано скерцо совсем недавно, в период карантина. Если попытаться перевести с итальянского в электронном переводчике Scherzo pizzicato, то получится «прикол» (смеётся). Ирония, а скорее самоирония, — главная черта всех моих произведений. Смеяться над собой — дело вполне безопасное, не правда ли? К тому же довольно трудно быть всегда серьёзным, необходим контраст.
— Всегда ли есть сюжет в ваших произведениях?
— В любом случае он будет. Одно дело сюжет в программных произведениях, где ты его просто иллюстрируешь, а другое — когда что-то пафосное контрастирует с лирическим. Это же тоже сюжет! Сонористический, эмоциональный… Сейчас в арсенале у композиторов очень много выразительных средств, которые ты просто выбираешь, миксуешь. К примеру, если нужно Италию изобразить — берёшь мандолину, если Испанию — гитару. Или же, в сонористике, можно взять какие-то шумы — промышленные, городские звуки вроде сигналов автомобильных клаксонов, шума дождя, голосов природы… Это стало наиболее доступно с появлением электроакустики. Только выбирай — что и чем хочешь выразить! Это как в конструкторе «Лего».
— Скажите, кто и как повлиял на вас в композиторском отношении?
— Конечно, были такие люди, иначе бы мы с вами сейчас не разговаривали. Музыку писать мне с детства хотелось, причём именно графически, понимаете? В музыкальной школе учительница по классу баяна смотрела на мои первые наброски и говорила: «Хорошо. Пиши». В училище искусств я поступил на гитару, и там на первом курсе меня приметил Нур Даутов. Я показал ему свой квартет, он одобрил и тоже сказал: «Пиши». На четвёртом курсе мои сочинения увидел Виталий Гертье (тоже композитор, ныне живущий в Германии) и срочно привёл меня на кафедру композиции к Лейле Исмагиловой. После этого я поступил в институт, где стал студентом в классе Загира Исмагилова.
— Вы его последний ученик?
— Да, это так. Понятно, что были во мне какие-то природные задатки, предпосылки, но благодаря всем этим людям получилось то, что получилось. Загир Гарипович никогда не диктовал мне, но тоже всегда говорил: «Пиши. Пиши!». Точно так я говорю теперь своим ученикам.
— Кто они?
— Первая моя выпускница Ирина Решетникова — дипломант Международного конкурса композиторов в Москве. Потом Лида Ризванова, лауреат того же московского конкурса и Международного конкурса молодых композиторов имени С. Прокофьева в Челябинске, Павел Нестеренко. Ирина принята в Союз композиторов РБ, Лида уже член Российского СК.
— Ваша супруга Елена Гордеева — пианистка, и, вероятно, поэтому у вас много фортепианных произведений.
— Безусловно! Появление в твоем ближайшем окружении живых исполнителей подвигает тебя как композитора на создание разных произведений. Вот есть в числе моих друзей скрипач Александр Анисимов (сейчас в Нью-Йорке живёт). Если бы не он, то не написал бы я Концерт и Сонату для скрипки. При Союзе композиторов был струнный квартет, который исполнял наши произведения. Опять-таки — если бы не эти исполнители, не написал бы я четыре квартета. Гитарист Алексей Сухов исполняет моё «Flamingo».
— Теперь понятно, чем обусловлено такое разнообразие составов и жанров. А что скажете относительно идей, концепций, тематики?
— Тематики… Наверное, стоит говорить не о тематике, а о принципах написания. О форме изложения композиторской мысли. А это, в свою очередь, зависит уже от языка. Меняется язык — меняется и форма. В широком смысле. Пока учился, хотелось всем заниматься — и додекафонией, и сонористикой, и авангардом. У каждого стиля есть свои средства выразительности. Сейчас меня волнует вопрос: как соединить русскую народную музыку и современный музыкальный язык, такие, в общем-то, несоединимые вещи? Довольно трудно выразить это словами. Народная музыка для меня — это нечто глубинное, это архетип. А написание музыки — это разговор с самим собой. Композитор, по моему мнению, подобен тибетскому монаху, который ищет Шамбалу внутри себя. Он просто создаёт новый, придуманный мир.
…В 2008 году, ровно двенадцать лет тому назад, в августовском номере журнала «Рампа» об этом замечательном музыканте писала моя коллега музыковед Лилия Латыпова. Материал назывался «Может быть, и гений…». Думаю, что тогда не все восприняли такой заголовок с восторгом. Но время показало, что главное из обозначенного в тех заметках осталось неизменным. И знаю точно: среди композиторов, башкирских и российских, таких, для кого музыка, творчество важнее медалей и званий, с большим уважением относятся к Валерию Скобёлкину и его таланту.