Великая артистка

Тиманова училась у лучших пианистов того времени — Карла Таузига, Антона Рубинштейна, а затем и у Ференца Листа, который обращался к ней «моя великая артистка», «прославленная», «Вериссима». Берлин, Вена, Висбаден, Париж, Милан, Копенгаген, Лейпциг, Лондон, Милан и другие города Европы рукоплескали нашей землячке. С успехом прославляла она русскую музыку за пределами России. Восторженные отзывы получала игра Тимановой и от российской публики, и от известных соотечественников: композиторов Петра Чайковского, Александра Бородина, Милия Балакирева, Цезаря Кюи, поэта Петра Вяземского, юриста Анатолия Кони и многих других.

В дни подготовки нашей страны к празднованию 80‑летия Победы над фашизмом хочется раскрыть одну из страниц биографии Тимановой, которая связана с событиями, произошедшими в годы войны. Великая отечественная сыграла в жизни пианистки роковую роль. Вера Викторовна не смогла пережить блокаду и умерла в Ленинграде 20 февраля 1942 года. Я расскажу о том, как были найдены воспоминания пианистки, долгие годы считавшиеся утерянными.
Об их существовании я узнала из статьи уфимского краеведа Людмилы Петровны Атановой, опубликованной в 1988 году. В ней сообщалось, что в дни блокады Тиманову посетила сотрудница Ленинградского института театра, музыки и кинематографии и записала воспоминания пианистки, но, возвращаясь, попала под обстрел и погибла, а вместе с ней пропали и сделанные ею записи. В ходе подготовки статьи Атанова посетила этот институт и изучила хранящиеся там архивные материалы Тимановой. Вероятно, там и узнала от его сотрудников эту историю.

О воспоминаниях Тимановой я вновь услышала в Центральном государственном архиве литературы и искусства Санкт-Петербурга. В тот день один из его руководителей ошеломил меня новостью об их существовании. «Воспоминания уцелели! А повествуют они об учебе Тимановой у Листа», — сказал он. Информацию о них он получил от своего коллеги, к сожалению, ушедшего к тому времени из жизни. Местонахождение воспоминаний сотрудник не знал. «Где-то в архивах», — сказал он. Я принялась искать. Найти их было бы большой удачей для меня как исследователя. Они касались важного периода жизни пианистки и представляли большую ценность для истории мирового исполнительского искусства. Однако обнаружить их долгое время мне не удавалось.

Прошло несколько лет, прежде чем загадка была мной разгадана. «Сотрудницей Ленинградского института театра, музыки и кинематографии» оказался музыковед Андрей Евгеньевич Будяковский. Как старший научный сотрудник этого института он посетил Веру Викторовну и записал ее воспоминания. В них пианистка, отвечая на его вопросы, подробно рассказывала о Ференце Листе и о своей учебе у него. Тиманова училась у Листа на протяжении не менее 12 лет. Мало кто из учеников занимался у него столь продолжительное время. Уроки проходили в городе Веймар, где Лист проводил летние месяцы. Сюда съезжались молодые пианисты со всего мира. Тиманова приезжала в промежутках между своими концертами по Европе и России и готовила с Листом программы для своих гастрольных путешествий. Эти дни учебы и нашли отражение в воспоминаниях пианистки. Они добавили штрихи к портрету Листа — пианиста и педагога, подсветили его пианистические и педагогические принципы, дополнили новыми сведениями страницы его биографии. Красочно и живо слова Веры Викторовны воссоздали атмосферу листовских уроков, где царили доброжелательность, чуткость и любовь к ученикам и было всем весело от озорного юмора учителя. Нашлось в рассказе Тимановой и место нескольким курьезным случаям, случившимся с Листом. Приведу слова Веры Тимановой об одном из них.

«Раз я приехала из Бадена на симфонический концерт. Лист мне и говорит: «Могу я вас просить исполнить одно поручение?» Я говорю: «Счастлива бесконечно, в чем дело?». На это Лист мне ответил: «Я курю один сорт сигар, которые выписываю из Висбадена. Не можете ли вы привезти мне сотню сигар?» Я, конечно, рада, что смогу привезти ему сотню сигар в подарок. Он, очевидно, заметил это по моей физиономии и говорит, грозя пальцем: «Нет, только на мои деньги, я их честно заработал». Дал мне адрес, я купила сигары и спрашиваю хозяина магазина, нет ли у него красивой шкатулки, я хочу подарить эти сигары Листу. «Ах, доктору Листу! Сейчас, у меня есть», — говорит и приносит очень интересную шкатулку с выдвижными ящичками, по тогдашним ценам даже дорогую. В эту шкатулку я уложила сигары. Тогда хозяин мне говорит: «В этом ящике лежат сигары» — действительно, я вижу, лежат сигары. Он смеется, выдвинул еще раз ящик, можете себе представить: он оказался пустой. В этой шкатулке был какой-то секрет. А у Листа был лакей, который жил у него уже много лет и обворовывал его самым беспощадным образом, в частности, разделял и вкус Листа насчет сигар. Когда я привезла эту шкатулку Листу, надо было видеть его восторг! Это была прямо детская радость. Он главным образом радовался тому, что теперь его лакей не будет воровать сигары, но, я думаю, что он продолжал его обворовывать. Каждый, кто приходил к Листу, должен был проделывать фокус с ящиком».

Воспоминания Тимановой были записаны Будяковским в 1936 году в период подготовки выставки, приуроченной к 125‑летию со дня рождения Ференца Листа. К экспонированию на ней сотрудники Ленинградской филармонии готовили фотографии, письма и ноты композитора, посвященные ему книги. Будяковский руководил подготовкой выставки и взял для нее у Тимановой принадлежащие ей материалы, в том числе адресованные пианистке письма Листа.
Вероятно, Андрей Евгеньевич в ходе подготовки настолько проникся масштабом личности композитора, что начал крупную научную работу, предприняв первый в советском музыкознании серьезный опыт анализа его пианистической и педагогической деятельности. В своем исследовании он использовал воспоминания листовских учеников, некоторые из которых в то время были еще живы, как, например, Тиманова. В 1938 году исследователь закончил работу над книгой и передал ее в типографию для печати. Но ее публикации помешала война.

Началась блокада Ленинграда. Андрей Евгеньевич остался в городе и продолжил работать. Готовил к публикации свои научные труды, отчитывался перед коллегами о проделанной научной работе. Шел на работу под обстрелами и разрывами снарядов. Несмотря на повсеместный голод, концерты в Ленинграде игрались, ведь музыка позволяла выстоять и не сломаться. Будяковскому поручали вступительное слово к концертам единственного функционирующего в городе филармонического оркестра. А по ночам Андрей Евгеньевич дежурил в составе пожарной бригады противовоздушной обороны Ленинграда, гасил зажигательные бомбы на крышах зданий. В одно из дежурств, когда Будяковский защищал крышу концертного зала филармонии, он сильно простудился. На фоне истощения ослабленному организму сил преодолеть пневмонию не хватило, и ученый скоропостижно скончался.

Семья Будяковского — жена и дочь, находившиеся в дни блокады в Ленинграде, после его смерти решили в апреле 1942 года эвакуироваться. Уезжали одним из последних рейсов по льду Ладожского озера. А когда вернулись, их квартира оказалась занятой чужими людьми. Полтора года длились судебные тяжбы. Жилплощадь была возвращена, а с ней вернулись и спрятанные рукописи и черновики Андрея Евгеньевича. Его супруга Татьяна Васильевна, уезжая, предусмотрительно закинула их на самые высокие антресоли. До них, к счастью, временные жители квартиры не добрались. Среди этих бумаг оказалась и та самая стенограмма с воспоминаниями Веры Тимановой.

Текст книги Будяковского о Листе, отданный в типографию, был там в войну утерян. Но, по счастью, найден и возвращен в 1950‑е годы после смерти автора его супруге Татьяне Васильевне. Десятилетия он ждал печати. Публикацию взяла на себя дочь Будяковского — Елена Андреевна. Благодаря ее усилиям в 1986 году в издательстве «Музыка» вышла в свет книга ее отца «Пианистическая деятельность Листа». В 2012‑м она была переиздана издательством «Композитор» под названием «Ференц Лист. Пианист. Педагог». В нее и вошли воспоминания Веры Тимановой. 76 лет они ждали публикации, и, наконец, этот момент произошел. Мне удалось познакомиться и побеседовать с Еленой Андреевной. Она и рассказала мне историю своей семьи и нахождения стенограммы. Ее усилия по подготовке к публикациям неизданных трудов ее отца достойны внимания и заслуживают уважения.

Великая Отечественная война оставила глубокие раны в жизни почти каждой семьи. Порой испытания были настолько суровы, что выдерживали их не все. Так случилось и с Верой Тимановой, и с Андреем Будяковским. Они оба не пережили блокаду. Но люди живы, пока жива память о них.

Исследование жизненного пути Тимановой продолжается. Впереди нас ждет еще много интересного.