Ева Павловна Сеферова

Родилась Ева 25 января 1891 года в Симферополе в семье купца 2‑й гильдии Богоса Сеферова, армяно-григорианского вероисповедания. Когда Зайдентрегер только родился (1 апреля 1914), Ева Павловна уже окончила Петербургскую консерваторию и получила диплом, подписанный самим Александром Константиновичем Глазуновым, который в течение 23 лет её возглавлял (1905–1928).

Вернувшись в родной Крым, преподавала в Симферопольской музыкальной школе и музыкальном училище, была солисткой филармонии, где выступала с сольными концертами. Тогда её учениками были Михаил Чулаки, родившийся в Симферополе в 1908, впоследствии известный композитор, профессор Московской консерватории, директор Большого театра СССР и Алемдар Караманов, тоже уроженец Симферополя (1934–2007), ставший крупным композитором, основоположником музыкального направления «Религия в симфонизме».

Все изменила война. Из Крыма были выселены не только татары, но и греки, евреи, армяне. Еву Павловну отправили в далёкую Башкирию. В столице БАССР, в то время городе с населением 250 тысяч, где только до войны, в феврале 1937, пустили трамвай, в декабре 1938 открыли Оперный театр, в 1940 поставили первую башкирскую национальную оперу «Хакмар» Муслима Мушараповича Валеева* в городе, о котором в его же известной песне пелось об улицах, где появился асфальт и зажглись фонари, в этом далёком от её родины городе начала преподавать в детской музыкальной школе, тогда единственной на всю Уфу, и в музыкальном училище.

Сегодня мы можем говорить о целой плеяде её воспитанниц, ставших сильными пианистками, замечательными педагогами, продолжателями её дела. Это Маргарита Александровна Овчинникова-Шаронова, Наталья Александровна Латышева, Светлана Нурисламовна Кульбарисова — выпускницы Института имени Гнесиных, Энварда Суреновна Мартиросьянц, Людмила Михайловна Горбунова — выпускницы Казанской консерватории, в дальнейшем все — преподаватели специального фортепиано УУИ, чьи ученики, в свою очередь, стали пианистами, лауреатами многих российских конкурсов.

Из смутных детских воспоминаний выплывает её облик — невысокого роста скромно и строго одетая дама с пучком седых волос на затылке. Помню простой деревянный домик в начале улицы Аксакова, где она жила с двумя сёстрами и племянницей. Рояля там не было — было пианино, за которым она ежедневно занималась, несмотря на невероятную загруженность учениками. Ведь она ещё выступала в филармонии! Милица Александровна Черданцева, другая замечательная пианистка, музыковед, вела там музыкальный лекторий, и они в четыре руки играли труднейший Первый концерт Чайковского (Ева Павловна — солистка, Черданцева — партия оркестра), а на своё 70‑летие Ева Павловна исполнила первую балладу Шопена.

Если московская фортепианная школа славилась своей виртуозностью, то петербургская — строгостью исполнения, верностью классике, ясностью, стройностью замысла, благородством вкуса. Это было присуще педагогу Анне Николаевне Есиповой, пианистке европейского уровня. Успешно окончившие её по полной программе получали звание свободного художника. Её диплом — огромный гербовый лист на картонной основе, подписанный Глазуновым, в котором указано, что ей присвоено звание свободного художника. Теперь его копия хранится в музее училища искусств

Этих принципов Ева Павловна неустанно придерживалась и в своих методах преподавания. Я спрашивала у её ученицы Светланы Нурисламовны Кульбарисовой, долгие годы руководившей фортепианным отделом Уфимского училища искусств и доныне преподающей там специальное фортепиано:
Каким она была педагогом? Какого придерживалась репертуара для учеников? Прежде всего она занималась главным для пианиста: постановкой руки, работой над туше, над звукоизвлечением — это она доводила до совершенства. Никогда не кричала, но была очень строга. Могла, сердясь, сказать: «Играешь без головы», рассказывала она.

Программа — это, конечно, основа основ: Иоганн Себастьян Бах. Его инвенции, токкаты, прелюдии и «Хорошо темперированный клавир». Обязательно Венская классическая школа: Гайдн, Моцарт, Бетховен.

Очень любила давать ученикам русскую классику — Антона Степановича Аренского, его фортепианные пьесы, сюиты, «Детскую сюиту» для двух фортепиано; Анатолия Константиновича Лядова с его богатейшим фортепианным наследством. У него мы переиграли все циклы: «Бирюльки», «Арабески», фуги, вариации, прелюдии, багатели, вальсы, мазурки. Лядов, тонкий мастер музыкальных миниатюр, очень помогал развитию слуха, тонкости штрихов.
А вот романтиков — Шопена, Листа, Брамса и наших — Рахманинова, Скрябина считала, что давать ученикам рано: это не учебный репертуар.

Если очень старательный ученик овладевал навыками, могла позволить играть ноктюрны, полонезы Шопена, но даже не его этюды, не говоря о сонатах — это высшее мастерство. А ученикам нужно развиваться постепенно и поступенно.

Дело в том, что она добивалась совершенства исполнения, а не гналась за внешними эффектами — вот, де, какую трудную программу у меня играют! Не считаясь со временем, прорабатывала каждую деталь изучаемого произведения. Какие там 45 минут, отведённые на урок! Она могла работать с учеником часами и никогда не уходила домой раньше десяти вечера.

Ева Павловна не была закрытым замкнутым человеком, очень дружила с известным в Уфе педагогом — учительницей немецкого языка школы № 11 Ольгой Ивановной Евладовой, а с её дочерью Натальей занималась по фортепиано с первого класса музыкальной школы. Теперь Наталья Александровна Латышева — известный в России педагог фортепиано, её ученики являются лауреатами многочисленных конкурсов.

И других своих учеников она приглашала бывать у неё дома. Но при этом никакой фамильярности, панибратства: вся атмосфера её дома, её строгие манеры не допускали даже мысли об этом. Приходили не чаи распивать, а заниматься делом: слушать записи выдающихся пианистов, уточнять нюансы собственного исполнения. Зато когда её ученики поступали после музыкальной школы в училище — провалов не было. А её студенты так же уверенно шли в лучшие музыкальные вузы страны — в Москву в институт имени Гнесиных, в Казанскую консерваторию.

Только в 60‑е годы, когда начала застраиваться улица Рихарда Зорге, она получила здесь своё собственное благоустроенное жилье — однокомнатную квартиру. И туда приходили навещать своего педагога её уже бывшие ученики.

И чем же она была занята? Уже очень пожилая и больная, разбирала пьесы своего бывшего ученика, ставшего композитором — Алемдара Сабитовича Караманова, с его невероятно трудным музыкальным языком. Умерла Ева Павловна в возрасте 77 лет в 1968 году. Она не забыта. Пианистка такого масштаба, педагог такого уровня — это подарок для Уфы, это её богатство.

Не хотелось бы употреблять избитое слово «легенда» и не хотелось бы, чтобы она становилась только легендой. Слава богу, живы те, кому посчастливилось у нее учиться и кто воплощает ее принципы в жизнь.
Настоящее воодушевление вызвало письмо из Крыма от армянской диаспоры, где его неутомимые деятели ищут сведения о знаменитых земляках. Ева Павловна, безусловно, тут одна из главных и достойнейших.