Все новости
Школа
23 Декабря 2019, 16:07

Секрет счастья от профессора Хамидуллиной

В просторном классе профессора Наили Галиевны Хамидуллиной ничего лишнего. Главная его достопримечательность — два царственных чёрных рояля. На стенах портреты Шопена и Рахманинова. «Они здесь живут уже давно, наверное, со дня рождения института», — улыбается Наиля Галиевна, поймав мой взгляд, и погружается в воспоминания о времени, которое сейчас называют «золотым веком» Уфимского института искусств. Он был открыт в 1968‑м, и в том же году 29‑летняя Наиля Хамидуллина приступила к главному делу своей жизни. К тому времени за плечами тоненькой, изящной преподавательницы с глазами лани были учёба в Московской консерватории и небольшой опыт педагогической работы в Алма-Ате...

Автор — Миляуша Идрисова
В просторном классе профессора Наили Галиевны Хамидуллиной ничего лишнего. Главная его достопримечательность — два царственных чёрных рояля. На стенах портреты Шопена и Рахманинова. «Они здесь живут уже давно, наверное, со дня рождения института», — улыбается Наиля Галиевна, поймав мой взгляд, и погружается в воспоминания о времени, которое сейчас называют «золотым веком» Уфимского института искусств. Он был открыт в 1968‑м, и в том же году 29‑летняя Наиля Хамидуллина приступила к главному делу своей жизни. К тому времени за плечами тоненькой, изящной преподавательницы с глазами лани были учёба в Московской консерватории и небольшой опыт педагогической работы в Алма-Ате...
М. И.: Вы из плеяды первопроходцев УГИИ. Каким вам запомнилось то время?
Н. Х.: Время было необыкновенное! У нас была дружная компания: Вера Ланге, Александр Давыдович Франк — наш «папа», Света (сестра, заслуженная артистка БАССР Светлана Хамидуллина — М. И.), Лев Франк… Через год Загир Гарипович Исмагилов поехал в Москву и привёз из Гнесинки целый курс выпускников: Вадим Монастырский, Игорь Лавров, Фаина Айзенберг… Он умел привлечь перспективных музыкантов, устраивал их быт, выбивал квартиры, создавал творческую атмосферу.
А сколько тогда приезжало абитуриентов со всего Советского Союза! Иногда бывало больше ста человек пианистов! И вот приедет заочников 25 человек, и надо слушать 25 сонат Бетховена… Видно, всем было интересно: что же это за новый вуз, где сплошь — молодые преподаватели? В то же время была поставлена задача — растить свои кадры, и Исмагилов за этим следил строго.
М. И.: А помните свои самые первые музыкальные впечатления?
Н. Х.: Первые впечатления… Мамина сестра Фатыма апа хорошо пела, в своё время даже работала в оперном хоре. Её муж, дядя Мустафа, вытянутыми пальцами лихо играл на рояле и пел шлягеры типа «Скажите, девушки». И наш папа был очень музыкальный, в юности играл на скрипке, говорили, что скрипку он сам себе смастерил. Иногда садился за рояль и импровизировал, своеобразные гармонии были у него. А занимался он экономикой сельского хозяйства, был докто­ром наук, профессором. Это была его инициатива — отдать нас с сестрой в музыкальную школу. Помню, у нас дома долго стоял большой, во всю комнату, рояль Рёниш, взятый напрокат. Мы со Светой по очереди занимались на нём. Позже появился небольшой трофейный Стейнвейчик…
Вся моя жизнь проходит на этом пятачке: школа тогда располагалась в этом же здании. А в корпусе, который окнами на Советскую площадь выходит, — училище, где у меня было два педагога: Ева Сеферова и Михаил Зайдентрегер. Потом была Москва, консерватория, класс Месснера. Павел Валерьянович был педагог и человек просто замечательный!
М. И.: Месснер был учеником Гилельса. Получается, вы музыкальная внучка Эмиля Гилельса…
Н. Х.: Да! А Гилельс — ученик Нейгауза. Вот такая цепочка выстраивается…
М. И.: Каждый педагог, независимо от специальности, вольно или невольно повторяет своих учителей. Вы за собой это замечаете?
Н. Х.: По-другому и не бывает: каждый делает то, что в него вложили учителя. У нас отношения с учениками ведь не как в поточных занятиях, мы растим «штучный товар». Для нас ученики — как родные дети. Иногда даже ближе родных детей, потому что им больше времени отдаёшь и сил. Вот у Михаила Акимовича, например, каждый из нас был уверен, что именно он — самый главный его ученик!
М. И.: А вы в классе какая — строгая или терпеливая, спокойная или взрывная?
Н. Х.: Скорее, терпеливая… Для меня важно, чтобы контакт был в классе. Бывает, придёт студент хмурый, ничего у него не получается. Поговоришь с ним, смотришь — повеселел. И уже можно заниматься!
М. И.: Свой первый выход на публику помните? Как это было? Что тогда чувствовали?
Н. Х.: Помню другое: как я впервые испытала восторг, играя на сцене. Это было в училище, я играла прелюдии Заимова. Мне нравилась эта музыка, когда учила её, шла очень напряжённая внутренняя работа. И понемногу пришло состояние уверенности: да, я знаю, как это должно звучать, и я это сделаю! Михаил Акимович был впечатлён: «Как ты это сделала!?»… Видимо, я вжилась в эту музыку. Вообще, когда начала играть национальную музыку, меня всегда переполняли эмоции! Но бывало и такое: идёшь играть и не знаешь, как. И потом возникает ощущение: ноты сыграла, но не высказалась…
М. И.: А с чего начинается работа в классе?
Н. Х.: Сначала я должна понять ученика, почувствовать, что ему по силам. Затем потихоньку зреет ощущение трактовки произведения — вместе с учеником. Это в классе. А во мне самой этот поиск идёт днём и ночью! И только после долгой работы рождается драгоценное знание о том, как должно звучать! Сейчас много возможностей, в интернете можно найти всё, что нужно, можно слушать, сравнивать, искать своё и доводить до ученика…
М. И.: А это обязательно — доводить? Где же его собственная воля?
Н. Х.: Собственное будет, но позднее. Ведь к нам приходят такие птенчики. Они прямо ждут, чтобы я им всё объяснила, от первой до последней ноты. Вначале тяжело. И, если это способный человек, с головой, то со временем, на старших курсах происходит «прозрение». И с каждым учеником всё начинается сначала…
М. И.: У вас есть музыкальные предпочтения? Наверное, неслучайно в вашем кабинете «живут» Шопен и Рахманинов?
Н. Х.: Трудно сказать однозначно… Но и Шопена, и Рахманинова, и других гениев год от года постигаешь всё глубже. Это погружение в бездонное.
М. И.: Ваш вклад в башкирскую музыку достоин восхищения. В фонде республиканского радио хранится множество записей произведений Н. Сабитова, Х. Заимова, З. Исмагилова в вашем исполнении. Опубликовано множество музыкальных сборников под вашей редакцией…
Н. Х.: Любовь к национальной музыке, наверное, в нас сидит изначально. Её настойчиво внедрял и Михаил Акимович. Это было его жизненное кредо: в Башкирии надо играть башкирскую музыку! Вот так по жизни и пошло. Не раз наблюдала, как приезжие музыканты играют наших авторов. Вроде всё правильно, технично, но… Башкирскую музыку надо чувствовать! И она может трогать слушателя в любой стране! Вот Вадим Наумович на конкурсе имени Листа-Бартока играл «Прелюдию и Токкату» Исмагилова, и её восприняли на ура. А в каком восторге были в Париже, когда Амина Шафикова играла Вариации Сабитова!
Составление сборников началось со Светланы Галиевны. Весь фортепианный репертуар был в рукописях, а значит, надо издавать! Публиковались и в Уфе, и в Москве. В издательстве «Советский композитор» работал наш консерваторский друг — литовец Йозас Челкаускас, он нам очень помогал. И кое-что удалось. К примеру, вместе со Светой мы сделали Антологию башкирской музыки на башкирском языке.
М. И.: Вы не раз говорили о том, какую большую роль сыграла в вашей жизни Светлана Галиевна…
Н. Х.: Очень большую! Это был локомотив, которому надо было всё время двигаться! Она как-то умела видеть наперёд. Именно она вдохновила нас с Аминой поехать на конкурс во Францию, где мы стали лауреатами. Очень помогала с внуками — Кларой и Рустиком, занималась с ними самозабвенно! Сама возила Рустема на конкурсы. Вплоть до своего ухода она его пестовала…
М. И.: У вас сложилась замечательная музыкальная династия. Продолжение будет?
Н. Х.: Надеюсь. Моему правнуку Давидику, сыну Клары, сейчас два года, и уже видно, насколько он музыкален! Поставили ему как-то сонату Моцарта — и он начал танцевать, кружиться! Клара с семьей живёт в Германии. Побывав в Веймаре, она сказала мне: «Вот город, где надо учиться Давидику!» Так что, возможно, будет продолжение.
М. И.: Не устаете от учеников, от этого класса?
Н. Х.: Бывает, что устаю. Но только когда что-то не получается у ученика. А если что-то удалось — это счастье! Домой бежишь довольная, и нет ни капли усталости.
Вот пример: моя выпускница Марьям Садриева, хорошая пианистка, однажды ушла из музыки. Она была уверена, что ушла насовсем. Но прошло 10 лет и оказалось, не может она без музыки. Вернулась и сейчас работает в институте концертмейстером. У концертмейстера трудная работа, посиди-ка по пять часов за инструментом. Но она так счастлива, когда играет! Вот вам ответ на вопрос: что человеку для счастья надо?
М. И.: А у вас они часто случаются — минуты счастья?
Н. Х.: Случаются! Я счастлива, когда ученики хорошо играют. Когда слушаю концерт Рустема — будто душа с душою говорит… Сяду вечером, пообщаюсь по скайпу с правнуком — и душа поёт!
Осень для заслуженного деятеля искусств Башкортостана профессора Наили Хамидуллиной — особая пора: начало нового учебного года, время знакомства с новыми учениками, время новых планов и открытий… А в ноябре она отмечает свой день рождения. Это значит, что будет много цветов и радостных встреч. Наиля Галиевна будет принимать поздравления учеников и коллег, отвечать на звонки с тёп­лыми пожеланиями из самых разных уголков России и Европы, где живут и творят её выпускники. А на следующее утро она вновь вернётся в свой класс, чтобы начать всё сначала…
Читайте нас: